!--кнопки вверх вниз-->

Fallen-love-angel

Объявление


Вы здесь » Fallen-love-angel » Авторские эро-рассказы » Дневник Мата Хари


Дневник Мата Хари

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

Дневник Мата Хари
http://s3.uploads.ru/t/sMiK6.jpg

«Брэндон Хауз», Норт-Голливуд, США ПРЕДИСЛОВИЕ

Героиня этой книги, Маргарета Гертруда Целле Маклеод, вошедшая в историю под именем Мата Хари, родилась в 1876 году в маленьком голландском городке Лейварден в семье бизнесмена среднего достатка. Она закончила школу-интернат при католическом мона-стыре и в 19-летнем, возрасте вышла замуж за голлан-дского офицера Маклеода, который оказался совершен-но развращенным человеком, побуждавшим молодую жену заниматься проституцией, чтобы зарабатывать деньги для своего увлечения картежной игрой. Во время пребывания с мужем в течение нескольких лет в гол-ландской Ист-Индии (ныне Индонезия} она увлеклась восточными, особенно индийскими, танцами, стала танцовщицей и приобрела известность и славу как ис-полнительница восточных танцев в обнаженном виде.

Мата Хари обладала дивной красотой и сексуальной Привлекательностью. По мнению ее современников и ученых-психиатров, она была нимфоманкой, обладав-шей ненормальной сексуальной страстью и считавшей себя способной благодаря этому дару властвовать над мужчинами. Особую слабость питала она к мужчинам в мундирах. Это ее и погубило: германская военная раз-ведка завербовала артистку, что и стоило ей жизни.

Дневники Мата Хари были найдены немцами в одном из архивов в Париже во время второй мировой войны. По мнению специалистов, в них много выдуманного, не-реального, поскольку их автором была женщина с бога-тым, даже больным воображением. В 1967 году эти дневники были впервые изданы на английском языке. Со-кращенный перевод на русский язык сделан с этого издания.

Глава1. ЮНОСТЬ
Амстердам, 1895 г.
Эти страницы предназначены только для моего мужа - единственного, кому будет позволено читать их, и мне важно только его мнение о написанном. Он Просил меня записывать без колебаний и чувства стыда даже самые не-значительные события и самые интимные переживания. «Я хочу быть твоим единственным судьей, сознайся во всем, и ты сделаешь меня счастливым, - таковы были его слова.- Никого не щади, ничего не выбрасывай, я хочу узнать каждую мелкую деталь. Каждое смелое твое слово доведет меня до экстаза. Я хочу удостовериться, что я женился на умной женщине, а не на скучной домохозяй-ке». Я должна писать дневник, вернее, должна рассказать ему о своем прошлом - прошлом молодой девушки, вы-росшей в особняке бургомистра маленького голландского городка. Особенно о моем интимном прошлом, потому что мой муж капитан Маклеод интересуется всем, что да-же отдаленно связано с тайными чувствами маленьких де-вочек. Он никогда не называет меня женой, всегда - крошкой и хочет видеть во мне вечную девочку. Я узнала о его тайном желании, когда он разглядывал мое нижнее белье, которым я так гордилась. Он решил, что оно слиш-ком взрослое для меня. Да, этого он хотел - видеть во мне маленькую девочку, воспитанную в монастырской школе, внешне целомудренную, но пылающую страстью;
она должна быть распутной, ненасытной, как он сам...
Если бы он знал! И он узнает, потому что я пишу обо всех этих мелких событиях, которые позволили мне по-степенно созреть и которым я обязана своей теперешней искушенностью во всем, что интересует моего мужа.
Если бы он мог догадаться о желаниях, которые пере-полняли меня с детства. В том возрасте, когда другие де-вочки все еще играют в куклы, мое тело жаждало живой игрушки, которая позабавлялась бы с моей формирую-щейся грудью. Желание дружбы, невинной любви, на ко-торую способны лишь девочки, переросло в жажду близ-кого телесного контакта с моими подругами - страсть, которую я пыталась удовлетворить сначала знаками вни-мания, потом нежными письмами и, наконец, поцелуями и ласками...
Это желание долго оставалось во мне тайным. Оно едва пробудилось и переросло в чувственность благодаря оп-ределенным событиям, которые происходили вокруг ме-ня. Мой отец, бургомистр, был мягким человеком, а моя красивая мать крепкой рукой вела хозяйство с опытом, который создал голландским домохозяйкам такую вели-колепную репутацию. У нас были отличная повариха, две молодые пухленькие служанки и садовник, который так-же выполнял обязанности слуги и кучера. Этот мужчина по имени Клаас всегда дарил мне свежие красивые цветы, искал для меня клубнику, потому что знал, как я ее люб-лю. В плохую погоду я укрывалась в оранжерее. Никогда не забуду ее теплый, свежий воздух, ее покой, сладкова-тый аромат цветов, смешанный с горьковатым запахом земли. Обычно я сидела спокойно в углу и играла в мага-зин, покупая и продавая листья и ягоды, или же готовила еду для своей куклы, сделанной из цветочных лепестков и нарезанных стеблей. Однажды - меня не было видно за листвой - я увидела, как Клаас пинком открыл дверь и пытался затащить в оранжерею Анти, одну из молодых служанок.
«Тише, не шуми, Я лишь хочу дать тебе пару цветов для твоей комнаты, глупышка», - зашипёл он, толкая девушку, пышное тело которой выпирало из тесного корсажа, а ее короткая тесная юбка показывала, что под ней ничего не надето. Ее голые руки были молочно-белые и пухлые, такие же у нее были и ноги, волнующие, обутые в новые черные деревянные туфли. Вообще Анти не была робкой. Часто я видела, как она флиртует с парнями в городе, и когда она отказывалась входить в оранжерею, я могла лишь предположить, что она боится, как бы мой отец ее не увидел. Клаас срезал пару роз и подал их ей.
Она улыбнулась и поблагодарила его. Казалось, Клаас ей очень нравится. Он был высокий, сильный, в чистой ру-башке и белоснежных вельветовых брюках, и у него были красивые зубы. Мне всегда нравилось, когда он усаживал меня на колени и показывал, как делать гирлянды или кольца из цветочных стеблей. А сейчас он тискал груди Анти, и я из своего укрытия увидела, как он вдруг схва-тил ее за корсаж. Анти ударила его по руке, но он обнял ее еще крепче, и вдруг верхняя пуговица ее корсажа рас-стегнулась. Она опять шлепнула его по руке, но в конце концов он расстегнул все пуговицы. Тем временем он подталкивал Анти к скамейке, за которой я притаилась. Оба тяжело дышали, и в то время как Клаас шептал ей ласковые слова, как будто пытаясь утихомирить пугли-вую кобылу, Анти все время повторяла: «Нет, пусти, нет. Что с тобой? Нет, нельзя так сразу».
Вдруг Клаас еще сильнее обнял ее и поцеловал в губы. Я заметила, как Анти задрожала, как она прижалась к не-му и совсем расслабилась в его могучих объятиях. Он крепко держал ее одной рукой, а другой схватил ее за груди, тиская то одну, то другую. Анти уже не сопротив-лялась. Его правая рука скользнула вниз и схватила Анти за округлую ягодицу, а левая бесстыдно влезла между грудями. Под ее простой блузкой скрывались настоящие сокровища. Я это хорошо знала, потому что Анти и Барбе часто купались в хорошую погоду в речке. Я тогда наблюдала, с каким трудом они всовывают свои груди в корсаж. Я сильно им завидовала, особенно Барбе. Ее со-блазнительные прелести были постоянным источником возбуждения в нашем очень набожном доме, и даже мой отец не мог оставаться спокойным при виде ее прелест-ных округлостей.
Конечно, я сидела тихо, как мышка, и теперь могла ви-деть, чего Анти не видела: Клаас обвил ее рукой свою шею и начал что-то делать со своими брюками, а потом вытащил толстый, довольно длинный отросток, эту таин-ственную штуку, о которой я слышала, но никогда не ви-дела. Он приложил эту толстую палку к. нижней части живота Анти, и я заметила, что ее тело содрогнулось от этого соприкосновения.
У нее были полные и сильные бедра, между которыми был виден треугольник светлых волос.
Когда Анти почувствовала, как этот тяжелый кинжал касается ее голого тела, она попыталась увернуться, но Клаас крепко ее держал, и тут же они повалились на ска-мейку, он на Анти. Что дальше последовало - для меня было очень поучительно, и судьба расположила меня так близко, что пять коротких минут были достаточными, чтобы детально ознакомить меня с жестокостью и в то же время наслаждением полового акта. Скамейка, за кото-рой я пряталась", была невысокой и без спинки. Тяжелым телом своего любовника Анти оказалась пригвожденной к толстой доске. Ее голые ноги в туфлях вскинулись вверх. Клаас перебросил одну ногу через свое левое плечо, а другую - через правое, в то же время засовывая свои большие руки под ее ягодицы, и, оседлав узкую скамей-ку, втолкнул между ног Анти свою дубинку. Я порази-лась, как такой толстый кол мог проникнуть в узенькое отверстие, не разорвав нижнюю часть живота Анти, и ис-пугалась, когда она начала хныкать и стонать, что Клаас делает ей больно. Я даже собиралась позвать кого-нибудь на помощь бедной Анти, когда произошло что-то новое и
волнующее. Клаас вынул свой отросток, и я была увере-на, что Анти вскочит, побежит к поварихе Блунк и рас-скажет ей об этом жестоком парне. Но в следующий мо-мент этот нахал снова втолкнул свое орудие в нижнюю часть живота Анти, и эта процедура повторялась, каза-лось, без конца. Я смотрела, затаив дыхание, и совершен-но забыла о том, что собиралась кого-то звать на помощь.
Мясистый отросток без устали влезал между полных белых бедер, проникал через узкое отверстие и возвра-щался назад. Это было не просто скольжение вверх-вниз, а толчки невероятной силы, которые заставляли дергать-ся и извиваться. Эта невероятная сцена разворачивалась прямо перед моими глазами, и впервые в жизни я наблю-дала спектакль, который чуть не лишил меня чувств.
(С того времени, после этих первых впечатлений, я жажду видеть еще одно такое зрелище и много бы отда-ла, чтобы это повторилось...)
Широко раздвинутые бедра Анти открывали моему взору белоснежную кожу без каких-либо пятен; светлые волосы вокруг набухшего поршня, который с силой вон-зался в зияющее отверстие. Перед моими невинными гла-зами разворачивался самый захватывающий спектакль из всех, которые мне когда-либо приходилось видеть...
Могучее орудие Клааса действовало, как хорошо сма-занная машина. Анти тем временем вела себя странно. Если вначале она яростно сопротивлялась натиску муж-чины, то теперь ее руки крепко обвили шею партнера, и звуки ее голоса уже совсем не напоминали прежнее хны-канье.
«Ой, как чудесно ты мне делаешь, мой маленький Кла-ас, ты такой мужчина, ты знаешь, как делать это, ой, как чудесно. Я чувствую его всего внутри... А-а-а-а! Какое чудо!» Она тяжело дышала, но продолжала выкрикивать нежные слова, на которые Клаас отвечал животным мы-чанием и фырканьем. Он не мог сказать ни слова, потому что его лицо находилось между пышными грудями Анти.
«Вначале ты мне делал так больно, - исступленно шеп-тала Анти,- но теперь мне так хорошо, не останавливай-ся, он такой большой, что я^чувствую его у самого серд-ца... а-а-а-а! Так чудесно... теперь быстрее, как можно быстрее... да... так, так... я сейчас... сейчас... сейчас!»
Голос Анти прервался. Она больше не бормотала, она визжала, и ее зад так двигался вверх-вниз и в стороны, что даже крепкая скамейка ходила ходуном.
«Клаас... ты меня слышишь? Клаас... теперь ты всегда можешь меня иметь... всегда... пожалуйста, влезай в меня, но не делай этого больше с Барбе... ой! Я сейчас кончу... пожалуйста, заставь меня кончить... да?.. давай... я... нет, нет... еще... так, так, та-а-а-к!»
Этот возбужденный шепот завершился диким воплем, когда Клаас последний раз вонзился в нее со звериным рыком. Наконец ствол его орудия выбрался наружу, по-крытый каким-то маслянистым веществом, которое капа-ло на скамейку, распространяя терпкий, незнакомый мне запах.
Снаружи послышался резкий голос, зовущий Анти. Она вскочила и, одернув юбку, бросилась к выходу. Клаас ошалело поднялся, спокойно приводя в порядок свою одежду. Еще долго после его ухода я не отваживалась по-кинуть свое укромное место. Мои щеки пылали, сердце бешено колотилось. Я была полумертвая от волнения, мои ноги и руки затекли из-за скрюченного положения, в котором я вынуждена была находиться так долго.
Упоминание о Барбе пробудило мое любопытство. Она была немножко старше Анти, выше и еще пышнее. И мне стало ясно, почему Вилем, мой двоюродный брат, увивал-ся вокруг нее. Он был старше меня на год - это был вы-сокий и довольно красивый четырнадцатилетний подро-сток. Он всегда торчал на кухне и часто предлагал Барбе помочь развесить во дворе выстиранное белье. - Вилем, - сказала я ему, когда мы оказались одни в моей комнате, - эта Барбе сильная девушка. Утром она
вынесла во двор такую тяжелую корзину белья!
- Думаешь, она сильнее, чем я? Если бы я с ней побо-ролся... гм... думаешь, я не смог бы ее повалить?
- Не знаю, Вилем. Ты очень сильный, но... видишь ли, у Барбе руки... и ее бедра намного толще, чем у меня, - ответила я, запинаясь.
Вилем замолчал. Казалось, он пытался найти слова, чтобы побольше узнать о теле Барбе, которое, по-види-мому, возбуждало его.
- Но... я думаю... она тяжелая... Барбе, - с трудом проговорил он. Брат был не способен скрыть тот факт, что этот вопрос его очень волнует. Меня забавляла его неловкость, хотя я и виду не подавала, что заметила это. Кроме того, эта беседа странным образом возбудила и ме-ня. С того дня, когда я увидела, что произошло между Анти и Клаасом, мои мысли были постоянно заняты этой незабываемой сценой- Я знала из случайно услышанных разговоров, что женщина зачинает ребенка, когда мужчи-на лежит на ней. И я ломала голову, думая, только ли женщина, причем замужняя, способна иметь детей, а де-вушка? Делаются ли дети только тогда, когда мужчина лежит на женщине? Позднее я услышала, что одна де-вушка в округе родила незаконного ребенка. Некоторое время я полагала, что девушка тайно вышла замуж перед этим событием. И я была убеждена, что она, как и любая Другая женщина, может родить ребенка, только когда мужчина лежит на ней. Но сколько он должен на ней ле-жать, должен ли он лежать тихо или двигаться - эти де-тали оставались для меня неясными и порождали жгучие вопросы, на которые не было ответов. Я попыталась уз-нать все это у Вилема, описывая тело Барбе, которую ви-дела голой на речке. По всему было видно, что брат жаж-дал узнать каждую подробность относительно этой тай-ны, вполне возможно, его заинтересовала и волнующая меня проблема. В конце концов, он не намного старше меня.
О, эти сладкие радости детства! Как пульсировала кровь в моих венах и как мало надо было, чтобы довести ее до кипения в те ранние годы! Одно слово, один жест - и тяжелые завесы отодвигались, раскрывая великие сек-реты, само их существование возбуждало нашу молодую кровь.
- Могу лишь тебе сказать, - начала я,- что у Барбе красивое тело. Последний раз, когда я видела её на речке - помнишь, недавно, когда было так ужасно жарко»- но я вижу, ты даже не слушаешь...
- Нет, нет, я слушаю, - оживился Вилем,- я всегда люблю тебя слушать, Герти!
Раньше он никогда не проявлял интереса к моей бол-товне, а часто и не скрывал своего пренебрежения к млад-шей сестренке. Из-за наших родственных связей он ни-когда не играл со мной в мужа и жену, а последний раз, когда я на его глазах попыталась поднять юбку и попра-вить воображаемый пояс, у него было совершенно без-различное выражение лица.
Мы любили играть в прятки, и обычно я и Вилем были в одной группе против других соседских детей, с которы-ми мы дружили. Во время одной игры произошли кое-что необычное. Мы часто искали место, где можно было спрятаться вдвоем, - там мы прижимались друг к другу в маленьком углу, да так тесно, что слышали биение сер-дец. После бега трудно было отдышаться, и часто Вилем обхватывал меня рукой, прикрывая своим телом, чтобы никто нас не увидел.
И вот произошло следующее. В тот день мы долго игра-ли, и нам^ нужно было найти такое место, где бы нас труд-но было найти. Вилем предложил спрятаться в большом шкафу в вестибюле нашего дома, где хранилась зимняя одежда. Это было прекрасное убежище, потому что оно было всегда запертым и поэтому не использовалось. Ни-кто не знал, что Вилем случайно нашел ключ. Мы закры-лись в этом громадном шкафу. Нам все же пришлось скрючиться и прижаться друг к другу, потому что шкаф был забит всяким старьем.
Больше часа мы так сидели, и здесь-то я впервые чувст-венно осознала близость Вилема. Думаю, он тоже это чувствовал, потому что его дыхание стало прерывистым. В шкафу было тесновато, и я оказалась на коленях Виле-ма, который сидел спиной к стене, подогнув ноги. Мое ту-ловище было прижато к нему, и он обхватил меня рукой. В конце концов мы образовали что-то вроде узла, но что-бы руки и ноги не отекали, мы то и дело двигали их и не-чаянно касались друг друга интимными местами. Возмож-но, темнота придала нам смелости, возможно, мы сочли более романтичным играть не в и разбойни-ков, а в разбойника и его невесту - во всяком случае, мы все сильнее прижимались друг к другу. Наши руки и ноги переплетались, мы хватались друг за друга, и поскольку мы боялись, что нас услышат и найдут, мы нарушили од-но правило: не касаться друг друга таким образом, кото-рый в любой другой ситуации показался бы нам просто невероятным.
И вот получилось, что я нечаянно коснулась своей го-лой попкой лица Вилема; она была голой, потому что мои юбки задрались, а перед игрой я сняла трусы - в отсутст-вие мамы, разумеется, потому что было жарко. Вилем тут же схватил меня за бедра, вернее, просунул руку между ними, и его пальцы остановились на том месте, где уже начала формироваться пухленькая подушечка,- том ме-сте, которое вынуждало меня в последнее время размыш-лять о таинственных и весьма приятных ощущениях, ис-пытываемых от прикосновения к нему. 51, в свою очередь, ощутила твердый выступ между его ног, как будто это была кость. Он протянул мою руку к этому месту и заво-зился с пуговицами. Я почувствовала возбуждение, осо-бенно когда он начал щупать мою голую попку. Но когда я, меняя позу, оказалась лицом к лицу с ним и была вы-нуждена немного раздвинуть бедра, чтобы поудобнее устроиться у него на коленях, я внезапно заметила, что он вытащил эту твердую штуку. Теперь она смело и бес-стыдно касалась моего живота. После небольшого движе-ния взад и вперед Вилем вдруг просунул ее между моими бедрами, как раз перед моим маленьким укромным мес-течком. А теперь вся эта часть моего тела прижималась к животу Вилема, и его твердое жало настойчиво пыталось коснуться меня. Движения тела Вилема приблизили эту твердую кость (хотя на моей коже осталось ощущение бархата) к моей маленькой подушечке, и вдруг мне стало ясно, что он пытается пролезть в это самое священное крошечное, узкое отверстие, которое было окружено ма-ленькими, розового цвета губами. Я это сразу поняла и, несмотря на мое крайнее возбуждение, невольно отшат-нулась. Я знала, что произойдет что-то ужасное, если это нахальное жало проникнет в меня, и попыталась оттолк-нуть Вилема. Как только он это заметил, его натиск уси-лился, и мы начали безмолвную борьбу. Я отталкивала его, упираясь кулаками в грудь, он наваливался на меня своим животом. Я пыталась одернуть юбку, но он крепко обхватил меня руками. Страх придал мне новые силы. Очевидно, Вилем понял, что не может навязать мне свою волю. Главное - во время этого борцовского состязания мы бились о стены шкафа и испугались, что нас услышат. Короче говоря, он меня выпустил, и его правая рука скользнула вниз, работая, как поршень. В тот момент, когда я попыталась схватить его за руку, чтобы прекра-тить эти странные движения, он застонал, и я почувство-вала, как он конвульсивно вздрогнул. В мою руку брыз-нула теплая, липкая жидкость с терпким запахом.
Но я хочу вернуться к нашему разговору о Барбе и ее прелестях.
- Ты должен знать, - начала я, - когда она голая, она... ну... как это сказать... более круглая, более пыш-ная, чем когда одета. Когда она ходит по дому в корсаже и длинной юбке, ты не можешь вообразить, что за пара...
- Здесь я остановилась, потому что хотела немножко подразнить брата. Его глаза сияли.
- Что за пара? - внешне равнодушно поинтересовался! он.
- Ну, я имею в виду пару сисек.
- Ты видела их, эти... эти... эти... ты действительно ви-дела их? - запинаясь, спросил он.
- Конечно, и даже трогала их.
Я видела, что Вилем дрожит от розбуждения.
- Ну, скажи мне, Герти, как они выглядят, эти... груди Барбе?
- Ты действительно хочешь знать? Почему? С каких пор ты так интересуешься женщинами? Ты никогда не об-ращал внимания на меня.
У меня тоже было кое-что для показа. В последние ме-сяцы мои груди стали заметно увеличиваться и округ-ляться, а соски, когда я чувствовала возбуждение, твер-дели.
- Вот как? У тебя уже есть груди, Герти? Ты же еще маленькая девочка. Но грудь Барбе - какие у нее буфе-ра!
- Что это за выражение?- спросила я удивленно. Обычно Вилем был осторожен в подборе слов.
- Да Клаас мне сказал. Мы говорили как мужчина с мужчиной. И он пытается поиметь Барбе, я это тоже знаю. Да, она может свести мужчину с ума своими буфе-рами.
По всему было видно, что эти слова возбуждают его. Я уже поняла, есть слова, которые могут возбудить мужчи-ну. Но есть ли слова, которые женщина может употреб-лять с таким же удовольствием, слова, которые тают во рту, и если есть, какие это слова? Очевидно, те, которые имеют отношение к мужчинам...
Я вспомнила свою первоначальную цель.
- Слушай, Вилем, ты хочешь знать больше о грудях Барбе? Тогда ты должен мне рассказать то, что я оченьхочу знать. Мы будем квиты. Хорошо? Вилем кивнул.
- Ты можешь спрашивать меня обо всем, что тебя ин-тересует. У меня от тебя секретов нет, - ответил он.- Но, пожалуйста, скажи... они большие и тяжелые?
- Конечно. Они круглые, и когда она ходит голая, они подпрыгивают вверх-вниз, как два больших мяча. О, по-пробуй только их поднять - они тяжелые, как гири. Эти груди - как два гигантских снежных шара... большие... и круглые... и прохладные... и мягкие.
Вилем все больше возбуждался. Я заметила это, когда он спросил приглушенным голосом:
- А ты их сосала?
- Как это?
- Ну, сосала соски?
- Как это - сосала?
- О, не делай из себя дурочку. Ты же знаешь - эти красные соски на грудях, которые маленькие дети берут в рот...
Ах, вот оно что! Как он узнал обо всем этом, он, маль-чик? Я знала, что грудных детей кормят грудью, но ниче-го больше. Вдруг я почувствовала руку Вилема на моей тонкой летней блузке и услышала его шепот:
- Хочешь, я тебе покажу, как их сосут... Хочешь? Я была напугана, но решила, что впервые у меня поя-вился шанс стать настоящей женщиной. Мой врожденный инстинкт подсказал мне, что это первое звено в цепи вол-нующих событий, которые составляют жизнь женщины и поискам которых я позже посвятила всю свою жизнь... Мое легкое сопротивление не остановило его. Тогда я пустила в ход свои руки, расстегнув пуговицы блузки и нижней рубашки, в результате чего одна не-большая, но хорошо сформировавшаяся грудь с твердею-щим соском выпрыгнула наружу.
Несомненно, Вилем был приятно удивлен. Прежде все-го моим согласием, но даже больше - существованием этих двух прелестных шариков. Они не могли идти ни в какое сравнение с сокровищами Барбе, но для мальчика его возраста они представляли синицу на земле, а не жу-равля в небе. Вилем сразу принялся за работу. Он накло-нился и взял мою маленькую ягодку в рот. Волнующее прикосновение его губ, новизна ситуации, осознание то-го, что мы делаем то, что делают взрослые, - все это при-вело меня в замешательство.
Вилем был в не меньшем замешательстве, но, по край-ней мере, его лицо было спрятано в укромном местечке. Набравшись смелости, он вытащил вторую грудь и охва-тил ее, сжимая крепкой, страстной рукой, из-за чего по всему моему телу пробежала дрожь. Другой рукой он расстегнул брюки и после некоторой возни вытащил уже знакомый мне колышек, который на этот раз выглядел настоящей дубинкой. Он был намного больше, чем я представляла, вспоминая наше предыдущее происшест-вие. Однако он был намного тоньше, чем тот, который Клаас воткнул в Анти.
У меня не было возможности делать подробные сравне-ния, потому что Вилем схватил объект моего внимания в правую руку и начал двигать его вверх-вниз, да так быстро, что я едва могла уследить за его движениями. И каждый раз, когда белая, очень подвижная кожа твердого от-ростка была сдвинута вниз, показывалась маленькая ро-зовая головка, которая постепенно становилась темнее.
Все это выглядело очень смешно, однако я была на-столько охвачена возбуждением, что лишь онемело, как загипнотизированная, следила за его действиями, мне хотелось, чтобы это сладкое чувство все более усиливалось до... 1
На самом деле я не знала, что значит «до»... потому что я еще не знала, что цель всех этих странных манипуляций - удовлетворение страсти. Я ничего не знала об оргазме, не знала, в чем он проявляется, не говоря уже о чувстве, вызываемом им...
Вилем продолжал тереть свою дубинку без остановки, и его сосание усилилось. Он теперь использовал всю повер-хность своего широкого языка, чтобы лизать мой сосок, который все время становился более чувствительным, и, наконец, всю мою грудь. Потом он стал менять груди, со-ся одну, он хватал другую рукой, сжимая и вытягивая ее. Мне было интересно, как все это будет идти дальше, и я вспомнила эпизод в шкафу. А что если я коснусь его ве-щи? Соблазн был велик, и возможность тоже была.
Вначале робко, потом смелее я положила руку на эту красную головку и наконец, схватила ее кончиками паль-цев. Рука Вилема продолжала свою работу, она регуляр-но ударялась о мою, ее движения становились все более быстрыми. Внезапно на мою руку брызнула эта масляни-стая жидкость, но на этот раз я увидела, откуда она выхо-дила - из этого крошечного отверстия в головке. Она выходила, белая, теплая и клейкая, в то время как рука моего партнера ослабила свой темп, а его рот выпустил мои тяжелые, распухшие соски. Все кончилось... Вилем, очевидно, достиг своей цели.
- О, как хорошо я спрыснул! - объявил он усталым голосом.
- Что ты имеешь в виду - мужчины всегда прыскают что-то?
- полюбопытствовала я.
- Помолчи. Ты слишком мала и ничего не понимаешь. Скоро ты сама будешь делать это. А может, ты уже про-бовала?
- Нет, - я была удивлена, что это можно делать од-ной. Как же девочкам это удается? Ведь у нас нет, как у мальчиков, такой штуки.
- Но ты... да ладно, Герти, это уже слишком! А паль-чики на что?
Это было невероятно. Мы, девочки, оказывается, тоже можем делать это.
- Слушай, Вилем, тебе, наверное, будет интересно уз-нать, что делал Клаас с Анти? - это был мой следующий
ход. Эффект от моих слов был потрясающий.
- Что? Клаас... и - Анти... что ты... ты с ума сошла... может, они тебе рассказали?
- Нет, они мне не рассказали, они мне показали! - от-ветила я безразличным тоном. Вилем даже подпрыгнул.
- Показали тебе? Они показали тебе? Они тебя при-гласили, послав пригласительный билет молодой мисс Маргарете Целле - будьте так любезны почтить нас по-сещением официального сеанса трахания такого-то числа между мистером Клаасом и мисс Анти... Тебя усадили на переднее место?
О, как захватывающе было рассказывать об этом собы-тии! Забавно было видеть, как Вилем сразу утратил все свои хорошие манеры.
- Это не было официальным траханием. (Превосходно - я никогда раньше не употребляла такого вульгарного слова). Я подсмотрела их в оранжерее.
И я рассказала ему все, добавляя кое-какие подробно-сти, чтобы сделать сцену как можно более пикантной. Он был весь внимание. Рассказ чрезвычайно заинтересовал брата, и когда я возобновила свои расспросы, он был го-тов рассказать все, что знает. Но он не слишком много знал. Он не мог мне точно сказать, как делаются дети, хо-тя точно знал, что мужчина должен лежать на женщине и втыкать свою штуку в нее, что я и видела. Откуда выхо-дят дети, как они появляются и почему мать всегда долж-на болеть в этих радостных случаях - он всего этого не мог объяснить.
Однако он рассказал мне все, что знал. Он объяснил мне, что эта штука между ногами у мужчины называется х..., а у женщины - п...; что наш слуга делал с Анти, на-зывается е..., говорят также трахать, и когда мужчина го-тов и спускает, это значит, что он кончил. Мастурбация у мальчиков называется также онанизмом, но он не думает, что девочки употребляют это слово.
- И ты никогда это не пробовала? Ты должна... скажу тебе, ощущение - фантастическое!
Это был хороший совет, которому я последовала. Ре-зультаты принесли плоды, но совсем не те, каких я ожи-дала.
Я с нетерпением ждала момента, когда останусь одна. Мне нужно было осмыслить, переварить все, что узнала. И прежде всего я горела желанием последовать совету Вилема - попробовать сделать это самой. Кроме того, я хотела наверстать упущенное, сориентироваться и боль-ше никогда не быть невеждой. Я даже чувствовала стыд, что Вилем и, вполне вероятно, все другие мужчины луч-ше, чем я сама, знают, что у меня между ног и что с этим делать.
В моей маленькой комнатке, которой я распоряжалась, как своим маленьким королевством, стояло высокое ста-ромодное зеркало. Часто я стояла перед ним и разгляды-вала себя со всех сторон. При этом я никогда не смотрела на себя голую, мне эта мысль никогда не приходила в го-лову. Наоборот, когда я была неодетой, я обычно прохо-дила мимо него, смотрела в сторону, прикрывалась носо-вым платком или чем-нибудь еще, а то и просто рукой, как Афродита, поднимающаяся из морской пены.
На этот раз я придвинула к зеркалу стул, зажгла обе свечи. Тонкие розовые абажуры, которые защищали ма-ленькие огоньки от сквозняков, придавали теплое, почти таинственное сияние моему маленькому королевству. И когда я села на стул, задрав юбку, моя попка ощутила приятный холодок, коснувшись прохладной красной тка-ни, которой было обито сиденье. (Я была без трусов; воз-можно, мне слишком рано пришло в голову снимать этот интимный предмет одежды всегда, когда это было можно. Эта привычка часто приносила мне неприятности, когда кто-нибудь из гостей находил мои трусы под подушкой и не знал, что с ними делать).
Я взглянула в зеркало и увидела девочку, которой еще не исполнилось четырнадцати лет, но которая для своего возраста удивительно хорошо оформилась. Задрав юбку, я заметила, что мои ноги имеют привлекательную форму, которая в моей более поздней жизни так соблазняла многих мужчин. Мои раздвинутые бедра вызывающе свети лись от узкой талии до колен, их длина и изящные формы свидетельствовали о ногах будущей танцовщицы. Мои колени были очень красивы. Недавно об этом сказал один художник, друг моего отца.
Он видел меня, когда я сидела на кушетке, поджав под себя ноги, как я привыкла это делать, и моя короткая юб-ка открывала икры и колени. Искоса поглядывая на меня, он сказал, что мои колени - это настоящее произведение искусства. При этом он сделал такое выражение лица, как у фавна на письменном столе у моего дяди. Мои длинные ноги и крепкие икры уже были предметом разговоров в городе, и даже домашние шептали за моей спиной: «Она будет сводить мужчин с ума этими ногами!»
И действительно, когда я смотрела на них, на эти пря-мые ноги, свисающие со стула, слушала шелест шелковых чулок, похищенных для этого случая из маминого комо-да, я живо вообразила, как .поклонники бросаются на ко-лени и протягивают руки к моим соблазнительным икрам. Я высоко подняла одну ногу, так что отражение в зеркале показывало каблук над моей головой - эти черные бле-стящие туфли я тоже взяла у мамы,- и любовалась изящной округлостью ноги, плавно переходящей в упру-гую ягодицу.
Когда я снова поставила ногу на пол, какой-то шум сильно напугал меня. Но, не заметив ничего подозритель-ного, я пододвинула стул еще ближе к зеркалу.
Я стала медленно раздвигать бедра, потому что хотела насладиться каждым моментом и усилить свое возбужде-ние. Теперь мои бедра были раздвинуты, как страстно протянутые руки. Наконец я увидела голый живот, треу-гольник завившихся волос и очертания заветной расщелины. Мое желание тайного наслаждения увеличилось до предела. Теперь мне предстояло найти это маленькое ме-сто, которое может дать мне, как восхитительный колы-шек Вилема, столько радостного волнения.
Осторожно, кончиками пальцев я пыталась найти это маленькое отверстие, которое я еще не исследовала, его употребление до этого было важным лишь для опреде-ленных функций в уединении туалета. Однако необъясни-мый зуд, даже какое-то жжение неумолимо притягивали мое внимание к этому месту.
Когда я, поглаживая свою короткую шерстку, дошла до этого закрытого рта и раздвинула его, открылись малень-кие губы, ярко-розовые и блестящие от влаги. Как я сра-зу заметила, они были невероятно чувствительные, но когда мой указательный палец проник в маленькое отвер-стие, я почувствовала резкую боль. Она была так сильна, что я сразу отдернула палец.
Вскоре я нащупала одно место, которое было особенно чувствительным к прикосновению. Я непрерывно гладила его своими дрожащими пальцами, пока все мое тело не пронзила сладкая судорога. Оно меня поглотило, потряс-ло - это невероятно сладкое, никогда прежде не испы-танное ощущение. Оно устремлялось по мне горячими струями, в голове гудело, в венах кипела горячая кровь, и я содрогалась, как будто меня пытали каленым железом. Однако ничто в мире не могло бы заставить меня прекра-тить эту сладостную пытку.
Вначале я даже не заметила, что мой палец стал мок-рым, но не от слюны, а от клейких выделений. Даже если бы они не появились, я бы все равно не смогла наслюня-вить палец, потому что не могла убрать руку из опасения прервать эти заряды высшего наслаждения, которые, ка-залось, исходят от всего моего тела, как удары электриче-ского тока. Мой рот высох, мои губы исторгали стонущие звуки, которые я просто не могла остановить.
Не знаю, сколько времени я лихорадочно работала рукой между раздвинутыми бедрами. Они конвульсивно содрогались, и все, что я осознавала,- это нарастающее возбуждение. Я чувствовала себя так, как будто летела в бездонную пропасть. Внезапно мои руки стало сводить судорогой - меня пронзила молния; что-то неведомое заполонило меня, было странное чувство, что меня заса-сывает смерч, становится то жарко, то холодно, и все это в одно мгновение. Мои пальцы были покрыты остро пахнущей жидкостью. Я вдруг иссякла, почувствовала себя! разбитой, голова закружилась, и в этот момент послышалея резкий, враждебный голос моего дяди Герарда:
«Ты что это делаешь, Маргарета?»
О.ТИХОНОВ,кандидат исторических наук
Автор: Маркус ван Хеллер

Групповой секс Ню игры для андроида Сексуальный гороскоп Сексуальное здоровье Видеоткровение девушек Лесби рассказы Лесби БДСМ рассказы БДСМ девайсы Всё о Бдсм БДСМ книги Фетиш Секс Первый секс Мастурбация Интим позиции Эро-массаж Авторские эро рассказы Групповой секс

Теги: авторские эро рассказы,дневник Мата Хари

0

2

Глава 2. ГРЕХОВНЫЕ СТРАСТИ
Ужасно, когда тебя застают врасплох в самый неподходящий момент, и вдвойне ужасно, если свидетелем твоего позора стал такой человек, как дядя Герард.
Одни считали его воплощением набожности, другие - невыносимым лицемером, но все сходились на том, что он обладает особым умением невероятно усложнять са-мые простые вещи. Это именно дядя Герард много лет подряд настаивал, чтобы городской совет запретил жен-ские декольте и снабдил гипсовые статуи фиговыми лист-ками... Его строгие моральные взгляды вызывали среди горожан немало насмешек, но никто не решался вступать с ним в спор - того и гляди, прослывешь греховодником и смутьяном.
Он был отцом Вилема, хотя трудно себе представить, чтобы дядя хоть одну ночь провел в постели со своей женой. Она, бедняжка, жила в его доме на положении мо-нашки и рано умерла от тоски и одиночества...
Когда дядя без стука вошел в мою комнату, я так испу-галась, что забыла даже поправить юбку. Он не мигая долго рассматривал меня, обнаженную и беззащитную, а потом резко повернулся и, уходя, процедил сквозь зубы несколько слов. Это был приказ. Я должна прийти к нему после ужина.
Предстоящий разговор не сулил ничего хорошего. Я помнила, как дядя сверлил глазами мою наготу... Во вре-мя ужина кусок не лез в рот, и все решили, что я нездоро-ва. Меня отправили спать пораньше, но разве я могла ус-нуть?.. Поздним вечером я вышла из своей комнаты и, крадучись, на цыпочках отправилась в другой конец до-ма. По пути я не раз останавливалась и забивалась в тем-ные углы, заслышав чьи-то шаги... Но больше всего стра-шила встреча с дядей. Простит ли он меня? Про себя я ре-шила: если дядя не согласится хранить в тайне все, что видел,- мне не жить. В городе много глубоких рек и ка-налов...
Робко постучала в дверь и услышала резкое: «Войди-те!» У меня отнялись ноги, но я собралась с силами и вошла. Дядя сидел в глубоком кресле вполоборота к две-ри, он мельком взглянул на меня и молча отвернулся. Я бросилась ему в ноги и, запинаясь, стала умолять его ни-кому не рассказывать о случившемся.
Он выслушал меня с каменным лицом, а затем загово-рил медленно и жестко, чеканя каждое слово:
- Ты должна понять, что я не могу потворствовать те-бе. Мой долг - предупредить твоих родителей. Пора от-крыть им глаза! Дьявол, да, дьявол порока завладел то-бой. Я боюсь за тебя, дитя! Если твою бедную душу не спасти сегодня, то завтра будет поздно. Твоя мать не пе-реживет позора...
Это было невыносимо! Я знала, насколько мой дядя безжалостен и упрям. Но он вспомнил о моей маме, и это заставило меня по-иному взглянуть на происходящее. Как я смела помышлять о самоубийстве! Разве этим что-то исправишь? ... Такой удар мама не переживет.
- Дядя Герард, я сделаю все, что вы скажете, только не говорите ничего моим родителям. Умоляю вас!
- Нет, даже не проси, - оборвал он меня.
- Дядя, мой родной, вы мне как второй отец! Поверьте мне последний раз, я исправлюсь... Бейте меня, наказы-вайте, только не позорьте...
- Ты не осознаешь, дитя мое, насколько ты порочна. Если бы только знать, кто так испортил тебя! … Мне жалко твоих родителей. Очень жалко... Пусть будет по-твоему. Я пока ничего не буду говорить им и сам накажу тебя. Но предупреждаю: наказание будет суровым.
С этими словами дядя поднял меня с колен. Казалось, он сам не знал, с чего начать. Глаза его беспокойно бега-ли... Таким я его никогда не видела.
Он сел на стул и приказал мне поднять юбки. Минуту назад я была готова на все, но теперь не могла пошеве-лить рукой. Боже, какой стыд! … Кровь прихлынула к мо-им щекам, я вся сжалась от страха.
- Быстрее, Маргарета! Или ты передумала? - в голосе дяди прозвучали зловещие нотки.- Ну, что же, тогда пусть родители разбираются с тобой сами...
Эта угроза вывела меня из оцепенения:
- Нет, нет! Только не это. Я сейчас... одну минуту...
Дрожащими руками я стала поднимать юбки. К сча-стью, на мне были трусики. После всего, что случилось, я уже не решалась обходиться без них...
Но дядя был неумолим:
- Немедленно сними трусы! Я не потерплю никаких уловок. Ты так легко не отделаешься...
О Боже, он требует от меня невозможного. Трусики - моя последняя защита. Они скрывают мои бедра, мои ягодицы и... мой срам! Как же я разденусь перед мужчи-ной?..
- Дядя, дорогой, не надо! Мне так стыдно... Прошу вас!
- Раньше надо было стыдиться, раньше! Хватит валять дурака. Снимай! Или мне помочь тебе?
Вся дрожа, я одной рукой придерживала собранное на груди платье, а другой пыталась стащить трусики. Моя робость доставляла дяде жгучее удовольствие. Он буквально пожирал меня глазами. Но я слишком долго возилась, и дядя потерял терпение:
- Так и быть, я помогу тебе. Подойди поближе! Я не двигалась, и он грубо схватил меня и положил себе на колени.
- Я сам раздену тебя! И запомни: будешь приходить сюда и завтра, и послезавтра. Каждый вечер в такое же время, пока не выбью из тебя похотливые желания...
Я почувствовала, как его тонкие холодные пальцы за-брались под резинку и стали бесстыдно ощупывать мои ягодицы, бедра, колени... Казалось, прошла целая веч-ность, прежде чем трусики упали на пол. Затем дядины пальцы заскользили в противоположном направлении...
Что такое? Неужели он ласкает меня... Как ни было стыдно и противно, но я приободрилась. Появилась на-дежда, что дядя пожалеет и отпустит меня... Как вдруг я ощутила острую боль. Это было так неожиданно, что крик застрял у меня в горле. За первым ударом последо-вал второй, третий... Его правая рука работала, как мо-лот.
Меня в детстве никогда не били, и эти жуткие истяза-ния были нестерпимы, но я понимала, что кричать нель-зя. Иначе я подниму на ноги весь дом... Я дергалась под ударами, пыталась соскользнуть на пол, но он снова и снова прижимал меня к своим коленям, продолжая экзе-куцию.
Я почувствовала, что мое судорожное подергивание, мои сдавленные стоны все больше и больше распаляют его. Он бил неистово и вдохновенно... Всякий раз, когда я падала на его колени, что-то упругое вонзалось мне в жи-вот. Я была тогда ещё невинна и не понимала, что мои муки приносили ему сексуальное наслаждение.
Но вот он застонал, его колени задрожали, и удары прекратились. Я была почти в бессознательном состоя-нии. Чувство стыда сменилось полной апатией. Сколько длились мои муки? Час, два? ... Я потеряла счет времени.
- Это было твое первое очищение, надеюсь, оно при-несет результаты, - сказал дядя каким-то приглушенным голосом.
Я соскользнула с его колен. Ноги плохо слушались ме-ня. Я присела на ближайший стул - и тут же подпрыгну-ла, как будто в меня вонзились тысячи иголок.
Дядя как ни в чем не бывало потрепал меня по плечу:
- Может быть, действительно, немного больно. Я по-мажу больные места мазью. Ляг на кушетку - вот так, животом вниз, и подними платье... Давай, давай, нечего стыдиться своего дяди!
Он не спеша наносил прохладную мазь, и его руки вновь скользили по моим бедрам... Я покорно лежала, ут-кнувшись в мокрую от слез подушку, но внутри все про-тестовало. Мне казалось, что меня не только наказали, но и изнасиловали.
По вечерам я должна была стучаться в дверь дяди, что-бы получить очередное очищение от грехов. Я больше не обращала внимания на унижения, единственное, что меня беспокоило, - я разучилась сидеть. Это стало для меня слишком дорогим удовольствием. Все тело болело и ны-ло...
Процедура повторялась без изменении. Я должна была встать перед дядей, поднять платье и спустить трусики. Дядя сам снимал их с моих ног, когда я уже лежала у него на коленях. Вскоре начались расспросы. Он хотел знать, что я делала весь день, не согрешила ли снова. Я замети-ла, что он слушает мои ответы с большим интересом и на время прекращает порку. Я старалась удлинить эти паузы и подробно рассказывала о своих поступках.
- Ты снова ходила полуодетой? - спросил он после второго удара.
- Да, я сняла... нижнее белье и ходила так весь день в школе и на улице, - ответила я.
- И... гм... и никто не заметил? Мне показалось, что третий удар не был таким силь-ным.
- О... нет... хотя Вилем...- Я споткнулась на этом имени и поняла, что мне не следовало этого говорить.
- Что ты сказала, Маргарет, при чем здесь Вилем, ка-кое отношение он имеет к твоему ... э-э... нижнему белью?
Я не заметила ловушки и продолжала откровенничать.
- Мы играли в прятки, и в одном месте, где мы прята-лись, Вилем...
Я остановилась. Не говорю ли что-нибудь лишнее? Но дядя был настроен вполне дружески:
- Скажи мне, что же произошло, моя маленькая де-вочка. Если ты будешь правдивой со своим дядей, я шлепну тебя только семь раз...
Это соблазнительное предложение было сделано между четвертым и пятым ударами. Неудивительно, что я попа-лась на приманку.
- В большом шкафу, где мы прятались, было очень мало места и Вилем коснулся меня вот здесь, под юбкой, между ногами, - я говорила робко, потому что, с одной стороны, мне было ужасно стыдно, а с другой - я не бы-ла уверена, можно ли доверять дяде.
- Продолжай, продолжай.
Его голос стал прерывистым и хриплым. Это должно было меня насторожить, но я была рада, что дядя прекра-тил порку и, словно забывшись, нежно поглаживал мои бедра.
-И потом он засунул руку... ну, вы знаете куда... уви-дели, как я делала это с собой... и его палец... похоть. И вдруг - он все время смотрел на мой окровав-ленный зад - по всему его худому телу прокатились конвульсивные содрогания, и потом я увидела, на этот раз с ' чувством тошноты, как по его тонким, костлявым пальцам потекла белесая жидкость...

0

3

Глава 3. МОНАСТЫРЬ
Неделю спустя - почти все это время я провела в по-стели с высокой температурой - я оказалась в монасты-ре. Все, что произошло со мной в доме дяди-извращенца, осталось в моей памяти как дурной сон. Новая обстановка заставила меня очень скоро забыть это кошмарное собы-тие. Мои родители старались никогда не вспоминать о дя-де Герарде. Спустя год я узнала, что мой мучитель умер, а Вилем переехал в другой город и поступил в универси-тет.
Итак, я жила теперь на попечении внимательных и до-брых монахинь. Это был обычный женский монастырь. Мы жили в общежитии и заводили массу интересных зна-комств. Со мной подружилась высокая и стройная девоч-ка, которую можно было сравнить лишь со знаменитой натурщицей Рубенса Элен Фурмент. Ее звали Генриет-той.
Ее красивый рот был такой соблазнительный, такой свежий, а губы такими красными, что было трудно удер-жаться от соблазна куснуть их, как зрелую клубнику. Очень скоро меня начал преследовать образ этих цвету-щих губ. Мне хотелось впиться в них и целовать, цело-вать...
Генриетта была моей соседкой по комнате в общежитии, и вскоре мы без всякого стеснения стали наносить взаимные визиты в кровать. Это было принято среди уче-ниц. Когда в девять часов дежурная монахиня уходила к себе подремать, повсюду слышались страстный шепот и шуршание ночных рубашек.
Девочки разделялись на пары, и невесты шмыгали под одеяла своих партнерш, которые брали на себя роль мужа.
Когда я впервые попала в кровать Генриетты, она неж-но обняла меня и спросила, знаю ли я, как делают лю-бовь. Я гордо рассказала ей о всех моих приключениях.
Когда я поведала ей, что мне довелось пережить в доме дяди, Генриетта была глубоко тронута. Она прижала меня к груди и поцеловала в губы. Этот поцелуй был неописуе-мо сладок, и я никогда его не забуду. Так мы стали посто-янной любовной парой. Мы едва могли дождаться отбоя, чтобы поскорее встретиться в кровати.
Она сразу брала меня в свои объятия и начинала страст-но целовать. Наши тела плотно прижимались друг к дру-гу. Генриетта была намного опытнее, и она доказывала это каждым своим прикосновением. Прошли долгие-дол-гие годы, пока я наконец не нашла единственного мужчи-ну, который смог, хотя и отдаленно, дать мне то, что Ген-риетта давала без особых усилий. Это были бесконечно сладкие часы...
Запомнились ее нежные руки, неутомимые губы, но больше всего - язык. Генриетта целовала мою шею, грудь, живот, наконец, уткнувшись головой между моих ног, она пускала в ход язык. О, какое это было блаженст-во! Ее язык проникал в меня так глубоко, так сладко...
Я лежала, вне себя от восторга, и едва способна была сдержать страстные стоны. Я платила ей тем же, и хотя поначалу не очень верила в свои способности, но вскоре убедилась, что могу быть таким же искусным любовни-ком, как и она.
Генриетта была девственница, как и я, но мы обе делали все, чтобы изменить свой статус без помощи мужчин. Наконец мы решили, что созрели для встреч с мужчинами. У Генриетты был кое-какой опыт: ее раза два или три пытались изнасиловать подростки-сверстники, но делали это неумело...
По ночам мы рассказывали друг другу свои любовные истории, давая волю безудержной фантазии.
- Слушай, Гретти, - так обычно начинала Генриетта. Дальше следовал не очень скромный рассказ о ее голо-вокружительных приключениях с красавцем офицером или молодым священником. Моя подруга была очень ре-лигиозна и серьезно считала, что интимные связи ей свя-щенником не могут быть грехом.
- Я была в школе, и мы много нового узнали. Жаль, что ты не была на этих занятиях. Для непосвященных эти слова почти ничего не значили, но мы использовали их как пароль. Эта фраза была приглашением к разговору на любимую тему.
Как рассказчица я не шла ни в какое сравнение с Ген-риеттой. Она была неутомимой выдумщицей. Школа, о которой она так увлеченно говорила, существовала толь-ко в ее воображении, но сколько необычных школьных историй придумала Генриетта!
- Учитель, ну, этот Дюбуа, был снова ужасно любе-зен, - начинала она, распаляясь от игры фантазии.- Ты знаешь, какой он красивый, какой сильный мужчина? Хотя он смотрит свысока на нас, девочек, само его при-сутствие всех приводит в трепет. А сегодня была моя оче-редь в классе. Я должна была сесть к нему на колени, прямо на стержень... О, Гретти, это был верх блаженства. Ты, наверное, хочешь знать все подробности?
И в который уже раз я выслушивала ее рассказ об уро-ках эротики. Эти занятия проводились по вторникам и четвергам в классе с кроватями. Этот секретный класс был задрапирован черным бархатом, слабо освещен, кроме трибуны, которая была ярко освещена прожектором. Все кровати для девочек стояли в огороженных будках, видимых только с трибуны. У учителя был помощник с внешностью Геркулеса, который обладал никогда не ис-сякающей сексуальной силой. Во всяком случае, так все описывало богатое воображение Генриетты. - Когда нас укладывали на кровати - восемнадцать- цвадцать учениц, все красивые и страстные, ведь только такие могут усвоить курс, - на трибуне появляется учи-тель. Он садится на кушетку, смотрит, все ли кровати за-няты, и потом делает перекличку. Конечно, все имеют ус-ловные имена, потому что среди нас есть молодые жены, невесты, возможно, даже шпионы, и мы не хотим, чтобы нас обнаружили ревнивые мужья и дурошлепы-женихи. Потом учитель дает первые указания. Это примерно, как на уроках физкультуры. На днях он сказал этой высокой и пышнотелой Долорес: «Мадам, никто не заставляет вас осваивать курс, но тогда я предпочел бы, чтобы вы не участвовали в использовании этого очень важного обра-зовательного инструмента, - и он показал на свой преле-стный стебель, который он таскает перед собой все время, как жезл, - другие ученицы тоже очень хотят его, и эти девушки знают, как проявлять свою признательность».
Ты должна понять, что это ужасная угроза! Мы все схо-дим с ума по этому фантастическому органу, и поверь мне: большинство из нас ходят в эту страшно дорогую школу просто из-за этой невероятной штуки.
Когда мы ложимся на свои кровати, - а на нас только шелковые трусы с кружевами и длинные шелковые чулки с очень кокетливым поясом (учитель очень щепетилен в таких делах), он дает первую команду: «Пожалуйста, раз-двиньте ваши бедра, дамы!» И потом: «Теперь работайте над собой, используя указательный палец правой руки. Возбуждайте себя. Но очень медленно. Я покажу пра-вильный темп: раз-два, раз-два». Затем он увеличивает темп, ты не можешь представить,как это нервирует: лежать с раздвинутыми ногами, как будто ждешь, что на тебя вот-вот накинется мужчина, а никто и ничто не утоляет твой голод, кроме твоего собственного указательного пальца. И все это время этот красивый, толстый, тяжелый стебель нашего учителя стоит во весь рост и не двигается - это ужасно!
Вздохи и причитания Генриетты тронули бы любое сер-дце. Моя рука уже давно повиновалась нежному движению ее тела и пыталась поддержать иллюзию, хотя, ко-нечно, я не могла заменить Дюбуа.
- Через некоторое время,- продолжала Генриетта,- помощник учителя тщательно осматривает девушек. Он наклоняется над каждой из нас и проверяет, хорошо ли мы подготовились к акту.
- Поверь, дорогая, что умение возбудить себя и своего избранника - это целая наука. После того, как мы осво-или начальный курс, учитель вызывает одну из учениц на трибуну и демонстрирует на ее теле все зоны, особенно привлекательные для мужчин. Он показывает места, ко-торые их возбуждают и делают сильными. При этом не забывает сказать, что эти знания полезны нам самим, по-тому что мы сможем получить настоящее наслаждение.
О, ты не можешь себе вообразить, как это возбуждает, когда смотришь, как мужчина расстегивает брюки и при-ближается к девушке, на которой нет ничего, кроме шел-ковых чулок. На днях он уложил ее на спину и приказал поднять ноги, раздвинуть и держать их как можно шире. Потом Он лег на нее и стал ритмично двигаться... Мы оду-рели от страсти. Но это была всего лишь имитация. Он показывал нам, как начинается акт. Потом девушка, ко-торая была вне себя от страстного желания, должна была повернуться и встать на четвереньки. И он снова налег на нее. Будь я на ее месте, я умоляла бы его сделать все по-настоящему, до конца. Пусть бы он пронзил меня на-сквозь!.. Он гладил ее грудь, нежно вытягивал соски, наконец,
разрешил ей потереться грудью о его мощный отросток...
Не удивительно, что мы все стонали, а кровати скрипе-ли от подпрыгивающих тел, полных сумасшедшего желания. Как раз в тот момент, когда наше возбуждение до-стигло предела, помощник учителя подошел ко мне. Его отросток был тоже обнажен, я видела его толщину и уга-дывала твердость. Мое тело дергалось в конвульсиях, как будто со мной был эпилептический припадок. Я стонала и хныкала:
- Хочу, хочу этого сейчас! Пожалуйста, позвольте мне притронуться к вашему инструменту, я хочу взять его в рот, нет, пусть он войдет в меня, я не могу больше выдер-жать!.. Я хочу!.. Слышите меня? Сделайте это... Быстрее!
Я потеряла рассудок и завизжала, как одержимая. Я билась в судорогах, я больше не понимала, что делаю. Я выла и визжала так громко, что другие девушки также стали кричать. Им тоже хотелось!..
Но прежде чем разразился бунт, учитель стал что-то шептать своему помощнику, тот выслушал его и набро-сился на меня, запрокинув мои ноги.
- Ты что, маленькая сучка, не можешь подождать, че-го ты так шумишь?
Он прошипел эти слова и тут же вонзился в меня.
О, Гретти, какое это наслаждение! Неописуемое, боже-ственное, уверяю тебя. Он был безжалостен, его удары были убийственными. Но это то, чего я хотела! Пред-ставь, милая, этот мужчина работал за троих. Я трижды была на вершине блаженства! Он пригвоздил меня к кро-вати, как будто я подошва, которую сапожник прибивает гвоздями,- и я купалась в страсти. О, как это прелестно, когда тебя пригвоздят! Чего стоят все эти поэты с их ли-рической болтовней - от нее тошнит, и только...
Слушая рассказ Генриетты, я так возбудилась, что бы-ла, как в бреду. Но подруга еще не кончила свой рассказ, а ночь только начиналась.
- Ты знаешь, после этой маленькой интерлюдии -
Генриетта называла это «маленькой интерлюдией» - на-ши уроки продолжались, как будто ничего не произошло. Учитель пригласил на трибуну другую ученицу. В иноер время я бы очень завидовала ей - ведь выбрали не меня.
Но теперь я не ревновала. Мой лотерейный билет принес мне самый большой выигрыш!..
Маленькая девочка, стоявшая рядом с нашим любимым учителем, была прелестным, крошечным, белокурым со-зданием.
- Дамы,- обратился к нам учитель,- мы с мисс Притти проведем новый эксперимент. Она попытается воз-действовать на мой инструмент языком. Это совершенно необходимая процедура, и поэтому не вздумайте ухмы-ляться и хихикать. Смотрите внимательно! Каждая из вас должна усвоить этот урок.
- О, Гретти, скажу тебе, учитель - очень благород-ный человек, и школа знаменита по всему миру своим превосходным этикетом. Итак, эта новенькая начала. Она надула губки, что было очень трогательно, и приблизила свой детский ротик к инструменту.
- Нет, мисс Притти, не так. Вы не должны целовать его. Надо открыть пошире рот и попеременно то заглаты-вать его, то выталкивать,- сказал учитель.- Правильно, так, так, это уже лучше, хорошо, продолжайте, очень хо-рошо, теперь побыстрее. Хватит, достаточно. Хотел бы пожелать вашим одноклассницам таких же успехов.
Я пожирала глазами эту сцену.
Представляешь, хрупкая девочка и этот громадный, как ствол, отросток!.. Она открыла свой ротик, и предмет на-ших вожделений бесследно исчез, словно его и не было. Меня одно лишь волновало: неужели делать это так же приятно, как и отдаваться во власть мужской страсти?
Я была более чем возбуждена. Да и Генриетту ее фан-тазия довела до экстаза. Она залезла на меня и стала су-дорожно двигаться, подражая мужчине. При этом мы целовали друг друга, щипали, гладили...
Мы проводили своего рода аукционы особенно похот-ливых и гадких слов, и когда кто-либо из девочек прино-сил какое-нибудь из таких слов в тщательно охраняемое общежитие монастыря, ей было обеспечено наше восхи-щение. Не следует забывать, что такое слово представля-лось нам чем-то ужасно грешным, как и чтение запре-щенного романа, поцелуи и обмен записками. С другой стороны, мы не считали эти слова непристойными и гряз-ными, потому что не осознавали их смысл. Мы произно-сили их с тайным ужасом и испытывали приятное волне-ние...
Я часто хотела, чтобы моя подруга из города, эта бело-курая девочка из Дельфта, была со мной в монастыре. Я мечтала об очаровательной девичьей триаде, и так как в нашем заведении не было мужчин, не считая статуй свя-тых, я была абсолютно убеждена, что такой союз дал бы нам намного больше удовлетворения, чем союз двух де-вочек.
Эта идея так взволновала меня, что скоро стала каким-то наваждением. Я обдумывала ее и ночью. Я жалела, что ничего не знала об игре, которой меня научила Генриет-та, в те дни, когда я играла в родительском доме с малень-кой красивой Мари. Мне часто удавалось обсуждать с ней сексуальные вопросы, но всегда было трудно заставить ее высказаться по ним, и я вынуждена была прибегать к раз-ным обещаниям. Можно сказать, что я соблазняла Мари. Кроме того, я всегда боялась, что она меня выдаст. Я да-же планировала отдать ее душой и телом Вилему. Я про-читала это выражение в каком-то старом романе. Мне ка-залось более уместным отдать эту маленькую девочку, которая была лишь на два года моложе меня, явно жаж-дущему Вилему, чем отдаться ему самой.
Я думаю об этих ранних желаниях и могу сделать вы-вод, что в отношении сексуальных контактов со своим собственным телом я была сравнительно отсталой. Я пы-талась убедить Мари погулять с Вилемом и попробовать поиграть с ним в новую интересную игру. Я сказала ей, что все это очень просто: игра сводится к тому, что Вилем всунет свою штуку между ее ног, а она попытается удер-жать ее. Если ему удастся вытащить ее, прежде чем она сосчитает до десяти, он выиграет. Щеки Мари покрасне-ли, и она робко спросила, а не накажут ли ее мама и папа, если увидят эту игру. Я заверила ее, что эта игра совер-шенно безопасна, но что она должна помалкивать, иначе накажут Вилема. Я очень возбудилась, когда задрала ее платье и показала точное место, какое позволит ей выиг-рать.
- Конечно, ты должна будешь снять трусы, - учила ее я,- потому что так интереснее. И когда ты его схватишь вот этим местом у этой маленькой щели, ты почувству-ешь очень приятное щекотание. Кстати, Мари, ты игра-ешь с собой между ног?
Моя подруга еще больше смутилась и прошептала:
- Да, несколько раз я гладила себя вот по этим мягким штукам... Но, пожалуйста, скажи мне, Маргарета, ведь это великий грех? Я так боюсь, что произойдет что-то ужасное.
Я вспоминала об этом эпизоде и в то же время возилась между ног Генриетты, поглаживая ее холмик. Было бы чудесно, думала я, если бы Мари спала между нами и бы-ла нашей нежной маленькой куклой, с которой мы бы иг-рали до умопомрачения. Я пыталась представить, как я буду забавляться ее мягкими маленькими грудками, а Генриетта займется ее другими прелестями. И как было бы здорово, если бы маленькая Мари, которой я припи-сывала такой же страстный темперамент, как у Генриет-ты, стонала от страсти в наших руках...
Да, она даст нам мальчишеские имена, например, Да-вид и Генри, мы притворимся ее любовниками и даже бу-дем ревновать ее. Мы будем вытягивать жребий, кто пол-учит право целовать Мари внизу, потому что в то время казалось, что это вызывает самые страстные ощущения.
Взаимное одновременное лизание еще не было нам из-вестно, хотя сейчас такие ласки для меня вполне обыч-ные. Но в то время получить поцелуй «там» считалось особой милостью, и Генриетта баловала меня этим на-много чаще, чем я ее.
В нашей связи она была тем, кем я хотела быть по от-ношению к Мари... Она заменяла мужчину.
<center>Примечания к главам 1, 2 и 3</center>
и воспоминаниях о своей юности, которые по какой-то причине внезапно обрываются. Мата Хари ограничива-ется в основном эротическими эпизодами, как это пред-писал, ей ее муж. Поэтому она, очевидно, умалчивает о некоторых важных фактах ее биографии.
Например, у нее были три брата, ее родители в 1890 г. развелись, в 1891 г. умерла ее мать. Её отец никогда не был бургомистром, как она утверждает.
После окончания школы-интерната при католическом монастыре она познакомилась и вскоре обручилась в Гаа-ге с армейским капитаном Рудольфом Маклеодом. Они поженились в июле 1895 года. Ей было тогда около 19 лет, ему - 39.
Последующие главы дневника Маргарета написала в первые годы своей триумфальной карьеры в Париже, где она дебютировала как исполнительница эротических вос-точных танцев.
По-видимому, с этим амплуа связан и сценический псевдоним Мата Хари, что в переводе с малайского языка означает «свет зари».

0

4

Глава 4. БРАЧНАЯ НОЧЬНимеген, 1904 г.
Я. честно заявляю, что счастье моего брака исчезло в тот момент, когда отец поцеловал меня в лоб после сва-дебного обеда. Вернее, мои страдания начались вскоре после этого родительского поцелуя. Эти страдания были прямым результатом моего брака с капитаном Маклеодом - страдания, которые я, глупая девушка, только что вы-шедшая из монастыря и почти сразу попавшая на брач-ную постель, не могла увидеть даже в страшном сне. Они начались в нашу первую ночь. Я не думаю, что так часто бывает, когда молодую девушку - я не утверждаю, что была невинна, но можно сказать, я ожидала нашего уединения с трепетной надеждой, - более грубо насилу-ют, унижают и оскорбляют, чем меня во время этого от-вратительного, варварского ритуала, который остался в моей памяти как брачная ночь. Мы ушли со свадебного обеда, когда гости еще ели, и поехали не в Висбаден, где должны были провести медовый месяц, а в Зандвоорт, не-большое местечко около Амстердама. Мой любимый муж хотел воспользоваться своим правом первой ночи в уют-ном отеле, а не в тесном купе.
Атмосфера нашей комнаты в отеле была какая-то угне-тающая, и я чувствовала себя не молодой невестой, а жертвой. Стены были темные, двери тяжелые, с железны-ми завесами, как в средневековом замке. Тяжелые порть-еры были не такими чистыми и заглушали все звуки.
Короче говоря, когда мы вошли в комнату, было при-мерно десять часов вечера, мой муж строго сказал служи-телю, чтобы нас не беспокоили, после чего надежно запер дверь. Потом... потом он повернулся ко мне. Он меня ис-пугал. В его глазах был странный блеск. Сегодня сразу узнаю садиста по такому блеску в глазах.
- Ну, моя дорогая Гретти, ты, наверное, ожидала этого момента с нетерпением?- спросил он. Я заметила, что он даже не ждет моего ответа. Он помог мне снять пальто, бросил его на пол и оттолкнул ногой. А потом он начал буквально рвать на мне платье. Буквально. Я была на-столько ошеломлена, что даже не догадалась его спро-сить: «Что ты делаешь?» Мое свадебное платье было сде-лано из тонкого белого шелка. Оно было очень длинное и облегало фигуру. Мои роскошные черные волосы были покрыты тяжелой вуалью, которая делала меня похожей на монахиню. Я решила сохранить свое красивое свадеб-ное платье, а теперь куски его разбрасывались по всему полу.
Затем капитан ухватился за мой красивый корсаж, от-деланный кружевами, рванул его и оголил мою грудь. Я не могла произнести ни слова, дрожа от страха. Вид моей голой груди просто лишил его рассудка. Он грубо хватал-ся за мое платье и продолжал рвать шелестящий шелк, как сумасшедший - нет, как демон. Он разорвал его у талии, на бедрах, и в конце концов красивое свадебное платье валялось у моих ног. Вернее, это были жалкие ос-татки шедевра, сделанного известным парижским масте-ром.
Затем была разорвана нижняя юбка, и нечем было при-крыть мое тело. Я стояла в полной растерянности, при-крывая руками свою наготу, замерзая и умирая от страха. Ушли все мои надежды, забыты все мои мечты. Я теперь была лишь его жертвой. В следующий момент я осознала, какому чудовищу попала в руки.
Ревущий зверь напал на меня. Полностью одетый, он обрушился на меня всем своим весом. Его борода запол-нила мой рот. Вначале я ощущала невыносимую тяжесть его тела, потом его рука стала щупать мое самое сокро-венное место, и вдруг без всякого предупреждения и под-готовительной ласки я ощутила ту часть мужчины, о ко-торой так часто мечтала и которая должна быть источни-ком неописуемого наслаждения.
Я почувствовала горячую штуку между ног - мой муж силой раздвинул их своими коленями. Его дубинка была твердой, и, несмотря на свою растерянность, я ощущала, как она тычется, ища то место, в которое надо было влезть.
Он нашел это место быстрее, чем я ожидала, - то кро-шечное отверстие, которое так часто испытывало наслаж-дение от тонких пальчиков Генриетты. Но тут же все мое тело охватила такая страшная боль, что я заревела, как раненый зверь. Как будто раскаленный железный прут вонзился в мой живот. Боль была такой невыносимой, что мужу не потребовалось затыкать мне рот рукой, как пер-вый раз: я потеряла сознание.
Когда я пришла в себя, он стоял надо мной почти голый и собирался положить холодный компресс на мой горя-щий треугольник. Возле кровати стоял таз с водой, по-красневшей от моей крови.
Я смотрела на тяжелый, громадный инструмент мужа, который свисал почти до колен, - инструмент пытки, так мучительно терзавший меня. Это был инструмент, кото-рый сделал бы честь любому жеребцу. И, к своему ужасу, я скоро это осознала.
- Ну, все кончено. Ты меня здорово напугала своим обмороком. Не беспокойся, первый раз всегда бывает больно. Ведь больно было, да? Но все кончено, в конце концов, ты не старуха, так ведь? - И тут я услышала эти ужасные слова:
- Ладно, дорогая, давай приступим. Я еще не закончил свое ужасное представление.
С этими словами мужчина, который стал мне совер-шенно чужим, отодвинул таз и сказал:
- Что, ты удивлена, что он так висит? Подожди, сейчас он изменится. Только прими нужную позу.
«Позу»? Какую позу? Я ничего не понимала. Мой муж был совершенно другим человеком по сравнению с тем, каким он был в период ухаживания. Но оказалось, я еще не до конца испила эту горькую чашу.
- Ладно, давай, раздвинь ноги, теперь подними бедра. Я хочу посмотреть эту прелестную ямку. Это меня при-водит в возбужденное состояние. Да, дорогая, ты еще по-дивишься своему мужу. Капитан Маклеод знает, как это делать, все это знают!
Невероятно, это был мой муж! На свадьбе он выпил не-мало вина, он даже был пьян, может быть, он и сейчас та-кой от вина? Я еще не знала о необыкновенном распутст-ве этого человека.
Он раздраженно бормотал:
- Вот, черт, не встает! Ну, ничего, дорогая, я тебя не-множко похлещу, больно не будет. Но зато у тебя будет твердое внутри.
С этими словами, которые я не сразу поняла, он взял свой кавалерийский хлыст - тонкий, очень гибкий бам-буковый прут, который всегда носил с собой.
- Несколько слабых ударов - и он встанет, ты будешь довольна. Ты чего шарахаешься? Разве тебя отец не нака-зывал?
Его жестокие руки, которые привыкли давать по уху новобранцам, схватили меня. Он бросил меня на кровать, почти вывихнув плечо, и я вынуждена была сдаться. Я легла на живот, как он приказал, и, рыдая, проговорила:
- Ты хочешь бить меня в нашу брачную ночь! Но что я сделала, скажи мне, чтобы меня наказывать? Почему ты хочешь бить меня, а не заниматься любовью?
- Но я тебе все это возмещу, я тебя введу в мир люб-ви. Ох, уж эти монастырские девицы, их-то я и люблю!
С этими словами его хлыст просвистел в воздухе и впился в меня. Первый удар был ужасен, как укус змеи.
- О, он начинает двигаться. Посмотри, Грит, я же тебе говорил! Еще несколько шлепков, и я тебе доставлю та-кое наслаждение, что ты долго будешь ходить с сияющи-ми глазами.
Неужели он действительно считает, что делает мне одолжение? Но наносимые им удары явно доставляли удовольствие моему палачу. Я подверглась адской пытке. Я ерзала, пытаясь избежать побоев, но все было напрас-но.
- Да лежи ты спокойно, черт возьми, ты лучше по-смотри на мою штуку!
Скосив глаза в его сторону, я со страхом убедилась, что он не хвастается. Его член стоял, как дубинка. К счастью, мне тогда не пришло в голову, что этот зверь намерен снова всунуть в мое тело этот страшный инструмент.
- Ну, Грит, попробуем снова?
Боже, эти слова напугали меня больше, чем ужасное избиение.
- Нет, пожалуйста, я больше не могу, у меня болит все тело, - взмолилась я.
- А, чепуха. Ты тоже этого хочешь, я не слепой. Нука, быстрей раздвинь ноги, к чему эта фальшивая скром-ность? Я тебе уже говорил - невеста солдата должна быть быстрой, иначе она испортит самый красивый ма-невр мира.
- Но... ты мне делаешь так больно! Ой, ой, я не могу, я больше не вынесу... Ой, ой, пожалуйста, прекрати это...
Я извивалась, как червь, я кричала, визжала, но все бесполезно. Этот сумасшедший, овладевший моим телом, не слушал. Мои мольбы, казалось, еще больше возбужда-ли его. Сегодня я точно знаю, что это так. Слезы, крики и отчаяние - то, что этому чудовищу было нужно, чтобы сломать все естественные барьеры стыда и нежности, су-ществующие между полами. Только таким путем этот скот был способен закончить половой акт.
Мой муж - да разве достоин он этого названия? - по-ставил свой инструмент пытки удивительно точно перед моими узкими воротами, преисполненный решимости к новому штурму, несмотря на мои протесты. Первый тол-чок этого тяжелого орудия чуть не лишил меня чувств. И мне стало ясно: либо эта толстая дубинка должна стать меньше, либо моя бедная маленькая дырочка просто ра-зорвется, так как она не способна так сильно растянуться.
Чудовищный разряд, который потряс все мое тело, уст-ранил все сомнения по поводу результата этой неравной битвы. Громадный поршень вонзился в мое тело, дав ход какой-то адской машине. Это единственное сравнение, которое я могла сделать, потому что теперь регулярное, бесконечное движение вниз-вверх этого ужасного порш-ня, дьявольское постоянство которого напоминало мне слепое движение страшной машины,- это движение об-рушивалось на меня. К сожалению, на этот раз я ощуща-ла, что со мной делают, так как не было ни спасительной анестезии, ни потери сознания, которые облегчили бы мои страдания. Каждый болезненный толчок в мое тело точно регистрировался моей расстроенной нервной систе-мой.
Я бы никогда этому не поверила: чудовищу удалось проникнуть в меня на две трети своей величины.
Этот прямой кол вонзался в меня все глубже и глубже, каждый последующий удар поражал меня все сильнее...
Туша, придавившая меня к матрасу, хрюкала, хмыкала, бормоча: «О, фантастика, чудо - какая прелестная ма-ленькая п..., как будто сделана из резины... намного луч-ше, чем первый раз... хм, она тоже становится мокрой... неудивительно, с таким х..., как мой!»
Меня начало тошнить. Я была потрясена не только болью и унижением, но и ужасной вульгарностью этого человека, которого я любила, а теперь испытывала к нему отвращение. Мне казалось, что меня пронзают все сильнее, что громадный кол истирает меня до крови, с каждым толчком становясь все длиннее и толще. Я больше не мог-ла этого вынести. Меня охватила лихорадка, у меня воз-никали галлюцинации. Я видела снежный ландшафт, а потом - как будто плыву на парусной лодке в бурю. И эта страшная боль, разрывающая меня...
- Ну, малышка, разве тебе не хорошо? Это то, что на-зывается хорошей е... Теперь ты можешь наслаждаться - я буду е... тебя, сколько тебе нужно. Требуется немало времени, прежде чем я кончу. Чем дольше, тем вы боль-ше это любите.
Я задыхалась - из-за слез и рыданий мне не хватало воздуха. Из горла вырывался оглушительный визг, я во-пила так громко, что даже это тяжело дышащее животное стало обращать на меня внимание.
Конвульсии, сотрясающие мое тело, судороги, побуж-дающие меня дергаться, очевидно, еще больше возбужда-ли моего партнера. Возможно, эти рефлексы моего стра-дающего тела усиливали его страсть, потому что остатки моего угасающего сознания позволили мне заметить: его член стал еще утолщаться'и увеличиваться. Да, я могла ясно это ощущать, он стал еще тверже в моей ослабевшей плоти. Стало так невыносимо, что я попыталась схватить этот бесконечно тяжелый кол обеими руками и вытащить его их себя.
И тут же в меня прыснула горячая струя. Я думала, это кипящая вода, и испугалась ожогов, и в этот момент страшное копье вылезло из меня. Теплый сок стекал с моих бедер, простыня подо мной стала мокрой. Так я провела первую брачную ночь.
Невероятно, но факт. Несмотря на ужас первой брач-ной ночи, несмотря на мое разочарование и страх, кото-рый я испытывала после нее, несмотря ни на что, я жила с капитаном как его жена. Хуже того, я твердо считала, что так и должно быть. И когда обстоятельства требовали мо-его унижения, причем в таких формах, которые не поддаются описанию, я терпела его выходки с преданностью жены. Мы провели медовый месяц в германском городе Висбадене. Капитан снял в аренду дом, к счастью, здесь не было близких соседей, потому что не было недостатка в криках и громких рыданиях. Он не щадил меня ни днем, ни ночью. Его похоть, похоть собаки или горячего жереб-ца, была ненасытной. Я уверена: единственное, о чем он жалел в этом мире, так это о том, что природа дала ему только один половой член.
Его страсть не имела границ, и даже во сне его громад-ный стоячий орган говорил о желании. Он преследовал меня везде: в спальне, в гостиной, на различных кушет-ках и диванах - все они были свидетелями наших много-численных совокуплений. Каждый уголок, даже самый незаметный, использовался этим сатиром для удовлетво-рения своей похоти. Не думаю, что остался хотя бы один стул, который не служил бы хоть раз пьедесталом для плотских забав моего мужа. У него была мания использо-вать самые невероятные места для действий, которые большинство людей предпочитают совершать в уедине-нии. Я сгорала от стыда, когда муж набрасывался на меня во дворе и даже в парках Висбадена. Он ставил меня у де-рева, задирал платье и работал надо мной среди бела дня, не боясь прохожих. Он говорил, что нет ничего более возбуждающего, чем импровизация этого дела, и что у людей глупые предрассудки заниматься любовью только в изолированных комнатах, подальше от окружающего мира.
- Какого черта нам прятаться? Даже звери делают это, где хотят, прямо на глазах людей, и они не находят в этом ничего особенного. О, мораль наших городов - сплош-ное лицемерие! - он говорил это не только мне, но и зна-комым, что вызывало удивление, а меня повергало в страшное смятение.
Я терпела эту жизнь три недели подряд. К счастью, от-пуск моего мужа кончился, и мы уехали в Голландию. И тут я обнаружила, что у него есть еще одна страсть - картежная игра. Не знаю, когда он выполнял свои слу-жебные обязанности. Мне казалось, что все время, сво-бодное от секса, он тратит на азартные игры. Его невоз-можно было оттащить от карт. Мое приданое растаяло быстрее, чем снег весной, и наши средства бывали очень скудны, особенно когда капитан снова оказывался в дол-гах. А это было чуть ли не всегда. Его жалованья едва хватало, чтобы расплатиться с ними, и он регулярно зани-мал деньги у тети Фриды, которая всегда была готова по-мочь любимому брату. Он занимал у друзей и коллег, но поти никогда не возвращал им долги, и это кончилось тем, что ему перестали одалживать деньги.
И вот наступил день, когда он вынужден был прибег-нуть к последнему средству.
Он совершенно спокойно, без всякой тени смущения, объяснил мне, что наступила моя очередь достать денег. Это были ложь, потому что после возвращения в Голлан-дию я часто обращалась за помощью к папе, и тот, желая помочь своему зятю, платил и платил, пока не потерял терпение.
- А что ты так беспокоишься? У меня же много дру-зей, и тебе повезет хотя бы с одним из них. Я не слепой, я знаю некоторых, кому ты очень нравишься. В конце кон-цов, ты же не принцесса. Не забывай, моя дорогая Григ, что у меня в жилах благородная кровь и что мой род сыг-рал большую роль в славной истории Шотландии, очень большую роль...
Капитан при любой возможности упоминал о своем благородном происхождении. «Мой дядя, адмирал флота его величества...», - начинал он, и все это меня страшно раздражало. Но это было ничто по сравнению с его под-лым отношением ко мне.
Когда он дошел до ручки, не видя иного способа добыть денег, он послал меня к Калишу. Это был богатый бан-кир, друг моего мужа, и при первом же знакомстве я его невзлюбила. Он нахально раздевал меня своими глазами и даже пробовал назначить мне свидание - ясно, для ка-кой цели. Возможно, его соблазняла моя экзотическая фигура. Даже когда я была совсем девочкой, обо мне го-ворили, что я очень привлекательна. Но я клянусь, что никогда не флиртовала с ним, мне это и в голову не при-ходило. Я была очень расстроена и рассказала мужу о его непристойном поведении. Он лишь рассмеялся, назвал меня глупышкой и сказал, что ничто не разжигает его страсть больше, чем сознание того, что его жена желанна для его друзей. Он тут же продемонстрировал, насколько эффективно моя жалоба отразилась на его страсти...
И когда он еще тяжело дышал, лежа на мне, он возоб-новил разговор о своем затруднительном финансовом по-ложении. А требование помочь ему было недвусмыслен-ным:
- Сегодня ты должна пойти к Калишу, моя дорогая Григ. Иначе я буду полностью разорен и меня выгонят со службы. Я знаю, тебе это все равно, но сомневаюсь, что твой отец пожелает иметь зятя, потерявшего честь, - так цинично начал он.
- Но,- ответила я запинаясь,- ты же не можешь до-пустить, чтобы я пошла к этому мужчине, особенно после того, что я тебе о нем рассказала. Я же новобрачная, жена офицера, он побоится, что ты вызовешь его на дуэль и убьешь его.
Да, я была невинна и глупа в те годы. Мой муж никогда бы не вызвал никого на дуэль. А когда речь шла о день-гах, он был способен закрыть глаза на все. Но тогда я это-го не осознавала.
- Ты что, отказываешься помочь своему мужу? Ну, тогда объясни мне: какая мне польза от такой жены? Я о тебе забочусь, люблю тебя, балую тебя, а когда отчаянно нуждаюсь в помощи, ты даже пальцем не хочешь пошеве-лить!
- Как ты можешь так говорить? Я буду рада тебе помочь, но разве тебе безразлично, как поведет себя Калиш по отношению ко мне?
- А, брось, он тебя не укусит. И даже если... Не будь такой дурочкой. Я знаю, что ты не изменишь мне за моей спиной. А на этот раз я сам хочу этого! Боже, я женился на самой глупой бабе на земле! Я хочу, чтобы ты пофлир-товала с ним и даже занялась любовью! Мне срочно нуж-ны деньги!
Я онемела. В последний раз я попыталась его урезо-нить:
- Маклеод, я, возможно, глупая, у меня мало опыта. Но одно я знаю точно: когда ты сунешь в рот посторонне-му человеку палец, он откусит тебе всю руку, и что даль-ше последует - нетрудно представить.
Мой муж удивленно поднял брови:
- Ну и что? Ты же не ребенок. И со мной ты уже не девственница. Ладно, ладно, - быстро проговорил он, увидев, как я покраснела, когда он произнес эти ужасные слова.- Это будет не так уж плохо. Если ты предложишь что-нибудь лучшее, я не буду настаивать. Но одно скажу тебе точно, - его голос стал угрожающим:-Без денег до-мой не приходи, иначе... Для меня все было ясно. Я еще не знала, кончать ли свою жизнь или выполнять этот ужасный приказ? Имею ли я право уходить из жизни? Вернее, имею ли я право уничтожать новую жизнь, еще не родившуюся? Я была беременна - это был Норман, мой первенец, который под моим сердцем готовился войти в этот странный мир. И потом был еще папа. Проступок, который будет стоить мне чести, от него можно скрыть, но мой трусливый уход из жизни погубит его.

0

5

Глава 5. КАЛИШ
По приказу мужа я пошла к Калишу. Согласно его указаниям, я сообщила о своем приходе короткой запи-ской. Любая более опытная женщина сразу поняла бы по тому, как меня приняли, что он точно знал, почему я пришла и что мой муж ему совершенно не помешает.
Он был невысокого роста и толстоват. К моему приходу оделся в голубой халат, и его короткие ноги кончались довольно гротескными турецкими домашними туфлями с вышивкой и разноцветными блестками. Его шелковый халат распахивался при каждом движении, и я смущалась, видя его голую волосатую грудь.
С первого же момента я совершенно растерялась и не могу вспомнить точно, что говорила. Я запиналась и заи-калась и после нескольких любезностей выдавала из се-бя, что пришла попросить у него помощи своему мужу.
- Я с удовольствием помогу такому замечательному человеку,- изрек голубой халат.
Я едва слышала, что он сказал, заметив лишь его по-хотливую улыбку, которая мне показалась отвратитель-ной.
- Моя дорогая гостья, не хотите ли вы снять пальто? Вы не представляете, как я восхищаюсь вашей фигурой!
- Я спешу, господин Калиш, и не хотела бы отнимать у вас много времени,- робко ответила я.
- Да, я понимаю. Но, по крайней мере, вы могли бы объяснить мне, чего хочет ваш дорогой муж, и, знаете, здесь так тепло... позвольте мне снять ваше пальто.- И действительно, мое пальто уже оказалось у него в руках, теперь я должна была говорить.
- Видите ли, господин Калиш,- запинаясь, начала я,- моему мужу очень нужна определенная сумма денег. Речь идет... об уплате карточного долга.
- Я хотел бы ему помочь, хотя в данный момент мне трудно найти наличные... А какую гарантию может дать мне капитан и какую сумму он хотел бы получить?
В этом и загвоздка! У моего мужа вообще не было ни-каких гарантий, он это ясно дал мне понять. А сумма бы-ла огромная - ему нужно было больше тысячи гульде-нов. И самое главное - он хотел получить деньги в тече-ние ближайших двух суток.
- Моя дорогая госпожа Маклеод, вы знаете, я хотел бы помочь капитану в его финансовых трудностях, хотя бы ради его очаровательной жены. Но без гарантий я вряд ли что-нибудь смогу для него сделать. Не забывайте, я биз-несмен.
- Пожалуйста, господин Калиш. Вы можете верить мо-ему мужу. Вы об этом не пожалеете, пожалуйста, помоги-те нам, - сказала я дрожащим голосом.
- «Нам»? Вы сказали «нам», моя дорогая? Я с боль-шим удовольствием помог бы именно вам. Но вы должны помнить, что я играю важную роль в обществе, и любое вольное обращение с деньгами, которые были доверены мне... Из-за этого немало моих коллег обанкротилось.
Я ничего больше не могла придумать и была в отчая-нии. Я поняла, что должна прибегнуть к последнему сред-ству. И заставила себя улыбнуться этому ужасному тол-стяку, который, выжидая, замычал, придвигая свой стул поближе к моему.
- Господин Калиш, в тот момент, когда мы впервые встретились, вы мне понравились. Неужели вы сейчас ме-ня разочаруете?
Моя уловка оживила собеседника.
- А теперь мы что-нибудь придумаем - почему же
нет, если вы неравнодушны к моим знакам внимания. Но, пожалуйста, снимите свой жакет - в комнате жарко.
И его толстые пальцы потянулись ко мне. Я собиралась сама снять жакет, чтобы угодить толстяку, но он уже сто-ял позади меня, помогая мне раздеваться, а жирные руки схватили меня за грудь. Я была одета в тонкую шелковую блузку с низким вырезом, украшенным кружевами.
- Вы что делаете? Пожалуйста, немедленно уберите свои руки. Вы слышите меня? - я дрожала от возмуще-ния. Впервые другой мужчина, помимо мужа, позволил себе такое.
- Пожалуйста, не будьте столь наивной, Маргарета,- его руки продолжали держать меня за груди,- вам нуж-ны деньги для мужа, и я готов дать их. Но вы должны их заработать!
Я извивалась, пытаясь освободиться от его тисков.
- Вы понимаете, - продолжал этот тяжело дышащий мужчина, голос которого стал хриплым, - что если вы со мной будете хорошо себя вести, я исполню любое ваше желание. Я дам вам роскошный подарок, который еще больше подчеркнет вашу изысканную красоту.
- Уберите свои грязные руки! - закричала я во весь голос. - Я скажу мужу, что вы делали со мной, он вас за это накажет!
- Вздор, он этого не сделает. Ваш драгоценный капи-тан нуждается в деньгах. А ведь я еще ничего не сделал, моя красотка, но я весь горю.
Я была совершенно ошарашена, потому что моя угроза о мести мужа не произвела на него никакого впечатления.
- Пожалуйста, Маргарета, не шумите, вы не пожалее-те, если будете ласковой со мной, - он гладил своими толстыми пальцами моя соски через тонкий шелк блуз-ки. - Вы не представляете, как я вас обожаю. Для такой женщины, как вы, я сделаю все, что в моих силах!
Я чуть не упала в обморок. Но прежде всего я была глубоко оскорблена. Неужели этот толстый донжуан дей-ствительно верил, что я могла стать его любовницей? Са-ма мысль об этом вызывала во мне отвращение, и я не могла больше вынести его присутствие.
- Пустите меня! - крикнула я. Мне было наплевать, что дальше случится, но я была уверена, что в конечном счете муж будет доволен, что я дала отпор бесстыдным приставаниям Калиша и что деньги можно будет найти другим способом.
- Надеюсь, вы не пожалеете...- произнес он, но я уже выбегала из дома и мчалась, как затравленный олень, без пальто, без жакета. Я была вне себя от стыда и страха. ^ Но случилось совсем иное, чем я ожидала. Мой муж пришел в ярость. Он ругал меня, как будто я была про-стым солдатом.
- Дорогая, ты должна осознавать последствия своих легкомысленных поступков. Мне наплевать, если твой до-рогой папочка будет втянут в скандал. Подумаешь, благо-родный бургомистр. Лучше, чем мне, ему не будет. В кон-це концов, я не только благородный человек, но и офи-цер!
- Но что я должна была делать? - спросила я, ры-дая. - Ты мог бы, по меньшей мере, выразить мне при-знательность, что я выбралась из этой опасной ситуации. Ты не представляешь, какой это грязный человек. Я про-сто не могла это вынести.)
- А, заткнись. Ну, пусть бы он поиграл с тобой не-сколько минут, зато потом бы раскошелился, - он прого-ворил это таким трагическим голосом, как будто я совер-шила ужасное преступление. Таким я его еще не видела.
- Ну, что ж, - продолжал он. - Теперь мне все равно. Сегодня я пойду к командиру и скажу, что готов подверг-нуться суду чести. (Он встал, собираясь уходить). А завтра это будет известно всему городу, да и всей Голлан-дии.
Я не могла больше сдержаться.
- А что будет с моим отцом? - крикнула я. - Нет, я
так не могу, я сделаю все, что ты хочешь. Если хочешь, я снова пойду к Калишу, может, я смягчу его сердце. Я расплакалась.
- Превосходно, моя дорогая. Наконец-то ты начина-ешь понимать суть дела. Ладно, я немного подожду. Но учти, завтра мне необходимо отдать деньги. Сходи к Ка-лишу сегодня вечером. Я сейчас пошлю ему записку о твоем приходе. Стыдно будет, если бедняга для разрядки пойдет к мадам Берте и ее девицам.
Итак, с наступлением темноты теми же улицами, по ко-торым бежала несколько часов назад, я пошла обратно. Сейчас не могу описать ту сумятицу чувств, которые ох-ватили меня. Последние слова мужа сделали мое положе-ние совершенно ясным. Я была повержена и раздавлена. Теперь ничто больше не могло меня удивить.
- Надень платье с глубоким вырезом, - весело сказал муж, потому что к нему сразу вернулось хорошее настро-ение. - Калиш имеет слабость к голым грудям. Кстати, если он будет настаивать, чтобы ты осталась подольше, мне все равно. Можешь оставаться хоть до утра и хорошо выспаться.
В то время я не осознавала до конца смысл его советов. Сегодня я знаю, что самый презренный сутенер нашел бы более добрые слова. Когда я нажала звонок дома, в кото-ром Калиш жил один, входная дверь открылась почти сразу. Он стоял передо мной, самоуверенно улыбаясь, как будто говоря мне: «Я тебе говорил, я знал, что ты вернешься». Я вошла, и он тут же быстро снял мое паль-то, как будто хотел доказать, что, несмотря на свои пять-десят лет и лысеющую голову, он еще умеет обращаться с женщинами.
Это такая большая честь, госпожа Маклеод, что вы соблаговолили вернуться в мой дом. Я понимаю, вы очень расстроены цо поводу небольшого недоразумения, и думаю, с вашей стороны очень любезно дать мне воз-можность выразить свое глубочайшее сожаление.
С этими словами он пригласил меня в богато обстав-ленную комнату с громадным диваном. Вначале я не ре-шалась заходить в эту комнату с постелью, но он отвлек меня своими разговорами.
- О, какое у вас платье, просто непревзойденное! Ка-кое прекрасное дополнение к вашей красивой фигуре! Я сожалею, что вам не нравятся мои комплименты, но я не могу удержаться. Вы так сказочно красивы! («Сейчас он бросится на меня», - подумала я). Но ничего не подела-ешь. Я уверен, капитан нашел другой способ решения своей небольшой проблемы. И снова я прошу вас изви-нить меня, если я совершил ошибку и потерял голову из-за вашей фантастической красоты. Вы желаете взять мою карету или вызвать извозчика? - с этими словами он под-нялся и протянул руку к звонку.
Казалось, мой визит провалился. А что произойдет с долгом? И с моим мужем, и с моим отцом? О Боже, неу-жели я обречена? Неужели нет выхода? Должен быть. Я не могла так просто уйти. Я должна что-то придумать, ка-кую-нибудь уловку. Может, поговорить с этим толстя-ком, немножко его вдохновить?
- Господин Калиш, я хочу... я хотела... чтобы вы...- Боже, как начать? Неужели он меня не понимает? Я нер-вно теребила шаль, наброшенную на плечи, и она упала на пол. Калиш уставился на мой бюст.
- Может, я еще побуду у вас, здесь... так уютно, - это ужасно, я предлагаю ему себя!
- Но, дорогая, боюсь, ваш муж расстроится. Я уверен, вы не можете так долго оставаться, приличия этого не по-зволяют.
Неужели это был тот самый мужчина, который тискал меня днем? Он снова потянулся к звонку. Все потеряно. Я в отчаянии закрыла глаза и представила... нет, я не могу видеть расстроенное лицо отца.
- Господин Калиш, я... пожалуйста, скажите мне... я же вам немного нравлюсь...
Ужасно! Как будто я приглашаю его броситься на меня или хуже - как будто я сама перед ним задираю платье.
- Дорогая, - наконец смилостивился надо мной этот ужасный человек,- если вы действительно не торопитесь и если муж не ждет вас сейчас...
Но он тут же изменил тон, заговорив равнодушно:
- Мне незачем вас задерживать. В конце концов, капи-тану может не понравиться, если я посижу с вами хотя бы десять минут.
Мой пульс бешено стучал, и мне слышалось в этом сту-ке-одно слово: день-ги, день-ги, день-ги. Я не могу воз-вращаться домой без денег! День-ги, день-ги, день-ги...
- Я могу дать вам небольшой заем сейчас, но не могу его навязывать. Разумеется, очаровательная госпожа Маклеод заслуживает большего. Кто я, Габриэль Калиш? Обыкновенный банкир.
Я должна принимать решение. Иначе окажусь на улице с пустыми руками. Но я же не могу возвращаться домой без денег. День-ги, день-ги...
Я схватилась за корсаж и попыталась ослабить застеж-ки. Мне было действительно не по себе от духоты и от стыда. В конце концов, я уже несколько месяцев была бе-ременна.
- Очаровательно, - заговорил Калиш, - какое краси-вое декольте. Но, извините, мой слуга отвезет вас домой.
- О нет, пожалуйста, мне стало лучше, мне просто не хватало воздуха.
Я стянула платье чуть ли не до сосков. Мне не хватало воздуха, я задыхалась, пытаясь расстегнуть крючки кор-сажа. Все это я делала, как во сне, совершенно механиче-ски, полагаясь на женский инстинкт.
- Рад помочь такой красивой даме... хе-хе-хе... Я сей-час их расстегну... хе-хе-хе...
Кажется, я была на правильном пути: наконец крючки были расстегнуты, и моя роскошная грудь, которая, не-смотря на эту позорную ситуацию, вырвалась на свободу,
теперь была полностью открыта его жадному взору, не говоря уже о руках.
Набухшие соски торчали, как переспелые клубничины. Я стояла, как Венера Милосская.
- Вы просто очаровательны... самая красивая женщи-на. Я могу понять нежелание показать мне эти сказочные сокровища. Эти благородные линии... вы принцесса... са-мая грациозная дама, возвышенная нимфа... разрешите мне... пожалуйста... почтить...
С этими словами, не дождавшись разрешения, он схва-тил своими толстыми руками мои груди. Он их гладил, тискал, и выражение его глаз больше, чем тысяча слов, показало мне, в какой экстаз его ввела эта упругая плоть.
- Надеюсь, вы не забыли о займе, господин Калиш, - прошептала я.
- Конечно, не беспокойтесь, - пробормотал он.- Но давайте не будем говорить о делах, позвольте мне насла-диться этими чудесными моментами, божественной кра-сотой... Пожалуйста, подойдите ко мне...Сюда, на это место, которое когда-то было сделано для королевы. На этом диване... я бы хотел почтить вас. - Он стал подтал-кивать меня к этому огромному дивану, который когда-то, возможно, использовался для создания новой знати, а теперь был предназначен для иной цели, и я становилась его невольной жертвой.
Мы свалились на это ложе. Калиш ни на минуту не от-пускал моих грудей. Хотя пальцы его рук были короткие и толстые, они оказались удивительно нежными и про-ворными. Но я не испытывала ни малейшего плотского желания, мне было слишком стыдно. Именно этот глубо-кий, ужасающий стыд заставил меня забыть все.
Только по этой причине я не сопротивлялась, оставаясь совершенно неподвижной, и не умоляла его прекратить эти похотливые выходки. Я мысленно повторяла себе:
нужно получить деньги. Ради этого я готова была перене-сти любые страдания, подобно мученицам средневековья, которые спокойно шли на костер ради правого дела.
Я даже гордилась собой. Разве мне не удалось заставить его принять мое предложение? Добившись моего тела, разве теперь он откажется от своего обещания?
Я была настолько поглощена этими мыслями, что не сразу заметила, что Калиш целует мои плечи, шею, а за-тем и лицо. Он дрожал, тяжело дышал и бормотал слова восхищения. Тем не менее его болтовня не отвлекала мои мысли от главной цели - денег.
- О, драгоценная, самая красивая, ваша грудь... я вне себя от чувств... Сама Венера вам не ровня... А эта кожа - как бархат...
Его голова вдруг опустилась на мои груди, а губы за-хватили сначала один сосок, затем впились во второй...
Я уже начала уставать, меня охватила слабость, и стало безразлично, что со мной происходит. У меня была глав-ная цель - деньги, все остальное не так важно. И я тер-пела, когда толстые руки Калиша добрались до моих ног и медленно поползли по шелковым чулкам, которые это-му развратнику, очевидно, доставляли большое наслаж-дение. Что-то все время бормоча и поглаживая мои икры, как будто наслаждаясь их твердостью, он начал их щи-пать, оставляя на теле синяки, с которыми я потом ходила несколько дней. Потом добрался до коленей, нежно ощу-пывая их кончиками пальцев. Хотя это начинало меня возбуждать, я героически сопротивлялась, стараясь оста-ваться спокойной. Но он все больше смелел и наконец от-правил свою руку в самое рискованное путешествие. Вот его рука подобралась к самой тайной и чувствительной зоне женщины. Теперь его толстые пальцы будут орудо-вать там. Я затаила дыхание, размышляя, выдержу ли это или все брошу и убегу из его дома второй раз. А старый донжуан тем временем продолжал копошиться своими толстыми пальцами у входа в мою пещеру, бормоча:
Вот, вот... самая драгоценная, королевская, священ-ная дырочка... нашей сладкой дамы. . ее собственная, сладкая, восхитительная... Мадонна! Такое величие! Благословенная дева Мария! Сокровище... Что я говорю? Алтарь, на который надо жертвовать все... все, что имеешь.., Я молчала и не двигалась. Это значит - я отдалась... На самом деле все было совсем не так. Эти несколь слов ничего не объясняют. Это не было уступкой девушки требованиям мужчины в обычном смысле слова. В момент, когда похотливый банкир коснулся моего интимного места, он отпустил мои груди. Когда нагнулся, вклинившись между моих бедер, его поведение стало меняться. Я не могла сдвинуть ноги, потому что любой намек на сопротивление мог испортить мою миссию, которую я твердо решила выполнить. И Калиш делал все, чтобы проникнуть к моим заветным сокровищам. Теперь его интересовало только это. Мои груди, оголенные и покинутые его горячими губами, дрожали, как будто сожалея, что их отвергли.
Калиш глубоко задумался, уставившись на мою нижнюю часть тела, его руки нерешительно касались тайного места между ног, и мне показалось, что он пытается вы звать у меня желание поучаствовать в этой игре.
- О, эта сладкая, сладкая и...- повторял он эти слова, как молитву, - пожалуйста, откройтесь немножко поши-ре, я хочу усластить эти благословенные уста медом моей любви... пожалуйста, моя драгоценная, Мадонна, поднимите эти божественные бедра повыше... да, так, спасибо.. теперь я могу испытать истинно райское блаженство...
Я не чувствовала никакого возбуждения. Скабрезные комплименты этого толстяка вызывали во мне отвращение. Мой мозг работал совсем в ином направлении, и просто не осталось чувств для реакции на эти вульгарные впечатления. Тем временем палец толстяка осмелился коснуться внутренней части моего маленького грота, и я вздрогнула от резкой боли.
- О, эта бедная маленькая дырочка, ей больно, потому что ее не смочили. Моя драгоценная маленькая принцесса, Мадонна, прости меня. Я жалкий грешник, но я обещаюисправиться. Я сейчас немного тебя смочу!
И он впился своими мясистыми губами в мой бутон, пытаясь раскрыть его языком. Это было совсем другое ощущение по сравнению с невинными, нежными поцелу-ями Генриетты. Этот мужчина лизал меня, как голодная собака. Его хищный язык проникал в меня все глубже и глубже. Вдруг я увидела, что мой мучитель торопливо расстегивает брюки.
- А теперь, моя драгоценная, прости меня, мы сделаем попытку совокупления. Я знаю, ты не откажешь, в конце концов, х... - это радость для всех. И ты, принцесса, то-же немножко возбудишься. Не бойся, он скоро приобод-рится. Это всецело зависит от того, как с ним обращают-ся.
С этими словами неутомимый толстяк встал на колени между моих бедер. Я увидела мужские прелести первый раз после замужества. Предмет гордости банкира выгля-дел меньше и имел другую форму, чем у моего мужа, но все же вызвал у меня знакомую дрожь возбуждения.
Я не стыжусь признать это. После всех страданий у ме-ня вдруг вспыхнуло сильное желание ощутить глубоко в себе горячую плоть чужого мужчины...
Это дикое желание напугало меня, но чувства были воспламенены жгучими ласками, судя по всему, опытного соблазнителя. И теперь, когда его дротик медленно при-ближался к моему увлажнившемуся лону, я едва могла сдерживать себя. Несмотря на первоначальное отвраще-ние к этому мужчине, теперь я хотела лишь одного: при-нять его как можно глубже в мое тело.
- Эта штука околдована, - вдруг донеслось до меня. - Черт возьми, не встает! Моя драгоценная, прости меня Не думай, что я потерял к тебе интерес. Наверное, я слишком переволновался... Я очень смущен. Такого раньше не бывало... невероятно... Эй, ты, импотент лени-вый, ну-ка встань!
И он начал остервенело теребить непослушный инстрмент. Это зрелище так меня возбудило, что я начала терять самоконтроль. Я тяжело задышала, мое тело слад страстно выгнулось, а бедра невольно раздвинулись еще шире.
- Я проучу тебя, жалкий писюн! - Калиш разозлился как видно, не на шутку. - В доме мадам Берты ты е...
каждую грязную дырку... а сейчас, перед настоящей принцессой, когда ты можешь иметь п..., которой позави-дуют даже ангелы на небе, сейчас, сейчас... Черт возьми, ну-ка встань!
Калиш был как сумасшедший. А я достигла того момен-та, когда больше не могла себя сдержать. Я хотела схва-тить эту маленькую белую штуку и вставить ее в себя... Я была возбуждена до предела и забыла обо всем - о день-гах, муже, отце, обо всех своих бедах.
Я уставилась, как загипнотизированная, на этот кусок плоти, которая Должна была принести мне наслаждение. Я была одержима желанием. О, если бы я могла, наконец, ощутить в себе этого непослушного зверька!
Я стонала, и мое тело страстно желало мужчину, кото-рый стоял передо мной на коленях. Но он, казалось, меня даже не замечал. Он был полностью поглощен своими ли-хорадочными усилиями, и его мольбы перешли в дикие ругательства.
- Подожди, ты, собачий х..., я тебя отстегаю. Следую-щий раз у мадам Берты ты это получишь. У нее очень хорошие прутья. Ну-ка, быстрей встань! Ты вообще не годишься для этой ангельской п... Я тебя не отпущу, пока ты не кончишь, а потом будешь поститься целый месяц.
Я была очарована и смотрела сияющими глазами на за-бавный кругляш, появляющийся время от времени в руке Калиша. Вдруг он начал стремительно расти и увеличился чуть ли не вдвое. Умирая от страсти, я протянула руку, чтобы схватить его, и в это мгновение горячий белый по-ток брызнул на мой живот.

0

6

Глава 6. ПИТЕР
Мой муж счел такой путь добывания денег очень удобным, и поэтому я была вынуждена отдаваться еще несколько раз кому попало, чтобы, говоря словами Малеода, помочь ему нести финансовое бремя.
Однажды он буквально вынудил меня выплатить свой «долг чести» - капитан оказался абсолютно неисправи-мым картежником. Это были дни, когда он не вставал из-за картежного стола, чтобы пойти домой. С картами в ру-ках он дневал и ночевал часто в соседнем борделе.
Прежде я получала лишь разовые задания, но на этот раз речь шла о долговременной сделке.
Мне предстояло посетить известного промышленника, чтобы своим телом погасить карточный долг. Он был ог-ромный - свыше 3000 гульденов, - и не было никаких шансов, чтобы капитан смог когда-нибудь выплатить его. Этот визит имел для меня далеко идущие последствия, полностью изменившие мою жизнь.
- Нашему мужественному господину ван Боону ты очень нравишься, - наставлял меня муж, - настолько, что я убежден: эта богатая грязная свинья умышленно до-вела меня до такого состояния, когда пожертвуешь да-же собственной хорошенькой женой. Ладно, он свое получит. Это легче, чем наскрести 3000 гульденов. Он их у меня не найдет, если даже поставит на голову и потря-сет за ноги. На этот раз я ожидаю от тебя полной отдачи. В конце концов, это долг чести.
С этим напутствием я и отправилась к ван Боону. Горький опыт научил меня, что плакать бесполезно и каждое мое слово мольбы - напрасная трата времени.
Питер ван Боон был элегантный мужчина примерно сорока лет и очень привлекательный внешне. Если бы моя задача не была такой ужасной и если бы моя голова не была постоянно забита переживаниями, встреча с таким мужчиной могла бы быть очень приятной. Но я даже не думала, мог ли такой мужчина в других обстоятельствах вызвать во мне интерес.
Ван Боон принял меня вежливо и дружески, не замечая моего смущения. Он вел себя непринужденно, как будто мы были старыми друзьями. Я, конечно, знала о его боль-шом успехе у женщин. Многие дамы города соперничали в борьбе за его внимание, и он был уверен, что и я в него влюблюсь, а моя скромность развеется от его чар. Моя репутация была безупречна, и в городе говорили, что вос-хитительную красоту жены капитана Маклеода превосхо-дит лишь ее целомудрие. Они не догадывались о тех ужасных унижениях, которым я подвергалась со стороны дружков мужа по картежным играм.
- Мадам, надеюсь, вы позволите мне разделить вашу компанию. И я хочу, чтобы вы знали: уже давно я ваш тайный поклонник, а ваш визит доставляет мне величай-шее удовольствие, - такими словами встретил меня рас-сыпавшийся в любезностях ван Боон.
Я старалась сохранять спокойствие, но не могла не по-интересоваться, знает ли он, что мне пришлось нанести этот визит только по настоянию мужа, задолжавшего 3000 гульденов.
- Но, мадам, как вы могли! -воскликнул он. - При-знаюсь, я хотел встретиться с вами здесь, в моем доме, просто вдвоем в этих четырех стенах, но я был бы глубо-ко обижен, если бы истолковали мое восхищение вами как недостаточное уважение к вам, а мое желание побыть с вами - как нечто большее, чем простое знакомство.
- Как я понимаю, вы хотите... я имею в виду картеж-ный долг моего мужа...- слова застревали у меня в горле. Снова унижаться, снова просить?
- Да, кое-что он мне должен. Но, поверьте мне, я восзользовался этим только как предлогом встретиться с ва-ми. Вы самая красивая женщина из всех, кого я когда-либоЭр видел. И прошу вас верить мне, что я не буду злоупот-реблять вашим положением. Я ни к чему вас не принуж-даю. Да, я желаю вас всем сердцем, я очарован вашей красотой. Весь ваш вид, эти черные волосы, очарователь-ное экзотическое своеобразие вашей шелковой кожи, ва-ши красивые глаза, ваши божественные губы и эти чудес-ные руки - нет, позвольте мне вами восхищаться, не пы-тайтесь отвернуться, я хочу вас понять. Вы красивее всех женщин, вы просто сводите меня с ума! Но я не хочу вас пугать. Я хочу вашей дружбы, вашей любви - дай бог! - но на своих условиях: я хочу понравиться вам своим пре-клонением и полной преданностью.
Никогда еще со мной так не говорил мужчина. Я не знала, что со мной происходит. Этот очаровательный че-ловек, привыкший покорять любую женщину, - действи-тельно ли он говорит правду? Или это просто замаскиро-ванное желание не прощать долг? Но когда он подал мне расписку о его получении со словами: «Вот это, очевидно, то, чего вы хотите», - и начал помогать мне надевать пальто, я поняла, что он говорит правду. Я очень хотела поблагодарить его как можно теплее, выразив ему свою сердечную признательность за его щедрость. Я спросила моего благодетеля, моту ли я побыть у него еще немного. Его глаза просияли, и стало ясно, что моя просьба его очень обрадовала. Когда я ушла несколько часов спустя, я поняла, что значит любить.
Я была на седьмом небе и не могла сдержать счастли-вых слез.
Этот мужчина сразу и всецело завладел мной, и я чув-ствовала, что его поцелуи и нежные объятия сделали меня настоящей женщиной. Я забыла о страданиях, причиненных мне замужней жизнью, о многих мужчинах, подвергавших меня унижениям по прихоти мужа, и впервые в жизни я была по-настоящему счастлива, весела и жизнерадостна. Короче говоря, я была вне себя от любви. Этот мужчина меня пробудил, показал мне, что такое любовь
и что любовь без физического наслаждения - это неле-пость.
Его объятия искоренили все сомнительное, грязное и неприличное, что давно уже переполняло мою душу; его поцелуи были такими божественными, что облагородили все грязное и животное, что я испытала в близости с дру-гими мужчинами. Но как все это произошло? Мы пили чаи и разговаривали как старые друзья. Я чувствовала се-бя непринужденно и была счастлива от мысли о том, что унизительное свидание превратилось в сказку. Я поняла что Питер был очень великодушен, но в то время я не была достаточно опытной, чтобы осознать, каких усилий стоило ему выпустить легкую добычу.
Я позволила ему поцеловать мне руку. Он нежно ее гладил, и я была удивлена эмоциями, вызываемыми этим прикосновением. После нескольких рюмок вина я чувст-вовала себя легко и счастливо. Часы на камине заиграли нежную мелодию, и я до сих пор не понимаю, как и почему у меня появилось желание встать и сделать несколько танцевальных па. Питер бурно зааплодировал и попросил меня продолжить. Когда я, смеясь, отказалась, он тоже встал и начал вальсировать со мной по комнате. Мы тан-цевали, пока у меня не закружилась голова.
Вот тогда он и поцеловал меня в губы. Это был нежный бесконечно сладкий первый поцелуй... Сколько их было потом - и не помню. Во всяком случае, чуткие пальцы
Питера, его гипнотические ласки, необыкновенно нежные прикосновения сводили меня с ума.
Потом мы очутились на диване в углу, впившись губа-ми друг в друга. Мир для нас перестал существовать. Это было как во сне, когда руки Питера нежно и осторожно
снимали с меня одежду. Я лишь помню, что, чем холоднее было моей коже, тем горячее становились его поцелуи. Они покрыли меня, как самый тонкий мех, они по-глотили меня, как летний дождь, я ощущала нежное при-косновение губ по всему телу, которое жаждало этих по-целуев, как иссушенная зноем пустыня жаждет спаси-тельной влаги.
Я чувствовала их везде. Они захлестнули все мое тело, так что казалось, что все оно соткано из этих жарких, страстных поцелуев; они осыпали мои груди, струились по^ мышки, скользили по моим бедрам, обжигали неж-ную плоть между ног. Питер давно перестал меня разде-вать, и его руки ласкали меня беспрерывно и так нежно и нерешительно, что я решила, будто снова сплелась со своей дорогой Генриеттой. Эти нежные руки ласкали мои плечи, спину, груди, его губы пробовали другие части те-ла, руки соскользнули к моим бедрам, забрались под яго-дицы и начали массировать, подталкивать, подтягивать и сдавливать их, пока меня не переполнило опьяняющее чувство экстаза.
Не могу вспомнить, как я внезапно ощутила голое тело Питера. Я не заметила, что он разделся. Должно быть, он сделал это с ловкостью акробата, потому что его ласкаю-щие руки ни на минуту не оставляли мое тело. Но вдруг две сильные мужские ноги, прохладные и твердые, как мрамор, обвились вокруг моего тела, расслабились и мед-ленно раздвинули мои чудесные длинные ноги танцовщи-цы, как позднее назвал их Питер. Его мускулистый торс прижался к моей упругой, чуткой к ласкам груди.
Как это было прекрасно! Это странное мужское тело, оно пахло сильно, пикантно и по-новому - совсем не так, как тело моего мужа, с которым я так долго жила. И это действовало так возбуждающе! Разве этот мужчина сильно отличался от других? Почему же ни один мужчи-на меня так сильно не возбуждал? Может быть, Питер был исключительно красив или в самом деле от восхитительного запаха его тела я потеряла рассудок? А может, меня покорила сила его рук? О, как я чувствовала эту си-лу, которая совсем не делала мне больно! Я ничего подо-бного не испытывала за всю свою жизнь.
И снова его губы впились в мои. Вначале я едва заметила давление его языка; и я не могла противиться, позво-лив ему влезть между моих губ, исследовать рот и драз-нить мой язык. Я вскоре поняла, что эта игра - пригла-шение, призыв к взаимности. Я ответила. Эффект был поразительным.
Его любовные ласки утроились, а поцелуи перешли в нежные укусы. Он сосал мои губы и язык, как будто хо-тел проглотить их. Он лежал на мне, и я чувствовала при-ятную тяжесть. С минуту он отдыхал, как будто набира-ясь сил, затем начал как бы проникать своим телом в мое, вначале медленно, почти нерешительно, но так сильно, что я чуть не вскрикнула.
Теперь я смогла ощутить твердость его копья, которое обосновалось прямо между моих ног.
Дыхание Питера усилилось, а его голос стал хриплым от волнения, когда он спросил:
- Любишь ли ты меня хоть немножко, моя сладкая, хочешь ли ты сделать меня очень-очень счастливым? У меня не было выбора и я ответила:
- Да, я люблю тебя, делай со мной все, что хочешь, я твоя, возьми меня полностью.
- Любимая, мне так стыдно... я... я... о! ... потом, потом я тебе скажу... я так сейчас счастлив... я так тебя люблю!
Когда он шептал эти слова, которые так сладко звучали для меня, его горячий, упругий, нервно подрагивающий стебель медленно и осторожно двигался между моих ши-роко раздвинутых бедер, пока, наконец, не коснулся мое-го священного места. Как будто попробовав его на вкус, этот сладкий стебель спокойно и уверенно вошел в меня. Сделал он это без труда, путь был хорошо подготовлен;
искусные ласки Питера, его нежность привели меня в такое настроение, что иного и быть не могло. Я вся утонула в его любви.
Руки Питера скользнули под меня и крепко обхватили моя ягодицы. Он держал меня сильными руками, в то вре-мя как стрела его любви глубоко проникла в мой грот. И когда он медленно двигался вверх-вниз тщательно выве-ренными толчками, которые хотя и не опустошали меня, но заставляли содрогаться, как от ударов тока, я поняла, что такое экстаз. Его могучее копье пронзало меня, как стрела Купидона. И когда Питер выходил из меня, я вся дрожала в ожидании его возвращения. Я боялась, что он уйдет навсегда, вместо того чтобы подготовиться к друго-му прыжку...
Это захватывающее движение запечатлелось в моей па-мяти и осталось навечно. В спокойном и поступательном ритме, величественном шествии его поистине королев-ского скипетра было нечто уверенное, сильное - можно сказать, Питер имел меня по-королевски. Я вздыхала и стонала, никогда не испытывая чего-либо подобного, я хотела кричать от наслаждения.
Я была горда, что доставляю Питеру наслаждение, в этом не было сомнения, потому что он стонал так же сла-дострастно, как и я. Он не произносил любовные слова, его стоны и мычание напоминали зов большого истоско-вавшегося по любви медведя и убеждали меня, что он в таком же полубессознательном состоянии, как и я. Каж-дый раз, когда его сильный, раздавшийся вширь инстру-мент (у меня создалось четкое представление, что как только он внедрился в меня, он стал больше и тверже) глубоко погружался в конвульсивно сжимающееся отвер-стие, Питер сладострастно стонал, и я спешила ему на по-мощь.
Хотя эти сильные толчки следовали один за другим, каждый вызывал приятную дрожь во всем теле. Это был апогей невиданного наслаждения. Не может быть, чтобы на земле существовало что-то более захватывающее и незабываемое, чем то, как любил меня Питер.
Его глаза сверкали надо мной, как звезды, и их небес-ное сияние показывало мне, что он так же счастлив, как и я.
- О, любимая, выдержишь ли ты - я пытаю тебя сво-им знаком любви... я умру на тебе... позволь мне умереть в твоих объятиях...
Его нежные слова подтверждались сильными толчками, которые сотрясали мое тело. Он мог бы избивать меня, ходить по мне - я бы сочла это за высшее наслаждение. Этому мужчине я была больше, чем жена,- он был Бо-гом и хозяином моего тела, потому что завладел моей ду-шой...
- Любимая... моя единственная настоящая любовь... ты тоже любишь меня? (Его сильное, твердое, как мра-мор, тело беспрерывно ударялось о меня). Ты даешь мне... подлинное наслаждение... я... никогда... не смогу... жить... без тебя!
- Мой любимый Питер... ты моя единственная лю-бовь... и я хочу быть твоей навсегда... только помани меня пальцем... и я сразу брошусь тебе на шею!
- О, моя богиня... я вне себя от счастья... Заметила, я от тебя весь в огне? Мои силы удваиваются... я больше... не могу... я кончаю!- Я почувствовала, как его мощное копье глубоко вонзилось в меня. Вдруг меня прошила пульсирующая струя, такая горячая, что я испугалась, что она меня прожжет. В тот же момент я тоже достигла конечной точки. Все завершилось. Обессиленные, мы от-кинулись на подушки.
Позднее, когда мы отдохнули, наши губы снова нашли друг друга. Наши поцелуи были более сильными и чисты-ми, чем до этого, так как нас не отвлекали ни волнение, ни другие иллюзии. Казалось, мы состоим лишь из ртов, ищущих друг друга и пробующих мед из наших губ. Мы сидели, сплетясь в объятии, и целовались, целовались, це-ловались без конца.
Казалось, мы хотели целоваться вечно, чтобы навер-стать упущенное, когда не были вместе. Наши языки глу-боко проникли в страстно открытые рты. Питер был очень красивый, особенно когда смеялся. Я его щекотала, чтобы он громче смеялся. Некоторое время спустя мы за-теяли игру на диване, как шаловливые дети. Я особенно осмелела и вскочила на него, прижав его руки к торсу своими бедрами. Теперь я наказывала беспомощного мужчину.
Я нагнулась, чтобы потрепать ему волосы, а он этим воспользовался и схватил губами сосок моей груди. Я шу-тя начала бить его по лицу своими грудями - мне эта иг-ра понравилась. Он лежал, тяжело дыша, а потом сел, отодвинув меня.
- Что, бесенок, думаешь, я это выдержу, сладчайшая из всех дьяволов? Ты сводишь меня с ума. Посмотри, что ты наделала своими сладкими грудями! - И он показал на свой поднимающийся стебель.
Боже, как взвился он вверх! Я была очарована и не смогла не коснуться его. Тут же по его телу пробежала дрожь, и он обхватил меня руками.
- Я не могу вытерпеть, когда ты его берешь. Я больше не могу играть в эту игру, я слишком возбужден, дай я быстро войду в тебя. Иначе умру!
Я легла ему на грудь. Одной рукой он крепко обнял ме-ня, а другой пытался за моей спиной протолкнуть в меня свой стебель, уже превратившийся в ствол. Я ему помога-ла, извиваясь всем телом и пытаясь вслепую найти эту дубинку. Наконец ему удалось войти в мое тело. Должна признаться, я помогала ему руками. Мой страх, что Пи-тер выскользнет или не найдет моей щели, был очень ве-лик. А стыд? Я этого не чувствовала, мы стали слишком близкими.
Теперь мой возлюбленный снова начал вонзаться в ме-ня. И после первых толчков у меня было такое впечатле-ние, будто он проник в меня глубже, чем в первый раз.
Любой другой мужчина замучил бы меня до смерти, но я знала, что энергия и сила Питера были его знаком люб-ви ко мне, и его почти животная страсть доказывала, что я, а вернее, прелести моего тела доводили его плоть до бешенства. Это была чистая страсть, жеребец в этом муж-чине полностью овладел им.
Его мощные удары оживили бы мертвую, И овладевшее мной чувство полного счастья заставило забыть все. Я вся стала предметом этого наслаждения, и только одна благо-дарная мысль блуждала в моем уме: Питер овладевает мной с бешеной страстью, на которую способен только мужчина, влюбленный до предела. Эта сладкая мысль ис-торгала из меня буйные восклицания и страстные призна-ния. Забыв обо всем, я визжала:
- Ой, ты просто чудо... какие чудесные толчки... давай чуть побыстрей... Да! Вот так! Любимый, е... меня креп-че! ...твой х... вкусный... я умру в твоих объятиях... хочу всегда тобой наслаждаться... всегда меня так е... теперь я знаю, что такое хорошая е...!
Я несла все, что приходило в голову, потому что чувст-вовала, знала: Питер имеет меня, как никто и никогда ни одну женщину. Я была одержима желанием: чтобы у него хватило сил довести до конца наш бесконечный любов-ный поединок. Мысль о том, что нечеловеческая сила этих мощных толчков уменьшится или иссякнет, были просто невыносимой.
Мои дикие вскрики придавали Питеру еще больше страсти, и при каждом произносимом мной грязном слове его удары становились все сильнее. Судя по тому, как он поскрипывал зубами и дрожал, мои изречения делали его тоже одержимым. И он тоже перестал стесняться в выбо-ре слов:
- О, любимая, ты действительно считаешь, что я тебя могу е... как ты хочешь? Пусть мой х... будет в два раза больше и толще... ты этого хочешь? Ты хочешь х... вели-чиной с руку... одного мужчины тебе мало... но я хочу пригвоздить тебя... это божественно!.. как вкусно!.. у тебя фантастическая ж... ты моя сладкая! Единственная!
Все барьеры рухнули. Наполненные безграничным же-ланием, отдаваясь ему безо всякого стыда, осознавая, что это полная капитуляция перед сладострастными инстинк-тами, что это полное презрение к границам приличия, мы сами усиливали наше наслаждение.
Я употребляла самые грязные выражения, которые приходили мне в голову, не зная, где я их почерпнула. Обычная проститутка - и та не удосужилась бы употреб-лять такие слова, но для нас они стали перцем, которым мы приправляли свою роскошную еду:
- Да, е..., е..., е... меня, всей своей силой... крепче-быстрее... я хочу ощущать твой х..., пусть он меня всю разорвет... а-а-а! вот так!.. ты е... как бык... ты знаешь, как это делать со мной... мой муж - глупая собака... он не может е... меня, как ты... ненавижу этого ублюдка... любимый! Е..., е..., е... меня... никогда меня не бросай... сильнее! ...толкай его глубже!.. ты что, устал? ...давай, да-вай, е... меня крепче, быстрее, глубже... ой, я кончаю, а-а-а!
Я почувствовала, что теряю сознание. Казалось, все вокруг плывет, мои руки и ноги, как чужие, в горле все пересохло. У меня едва хватило сил попросить стакан во-ды. Потом на меня опустился тяжелый туман-Питер, мужчина, которого я полюбила до самозабве-ния, был единственной настоящей любовью во всей моей жизни. Я об этом никогда не жалела, и он был лучом сол-нца в моей жизни. Я была искренне благодарна своему мужу за то, что он свел меня с Питером.
Если бы я могла предвидеть, что мне предстояло пере-нести в Ист-Индии, я никогда бы не последовала за му-жем, когда его перевели на этот таинственный остров. Начальство больше не могло терпеть его поведение, и его поставили перед выбором: либо увольнение с позором, либо служба в гарнизоне в особенно опасной и нездоровой колонии. Как я уже сказала, если бы я знала, что ме-ня ждет, я бы совершила самоубийство. И, конечно, я не знала, что навеки потеряю своего возлюбленного.
Когда перед отъездом у нас было особенно нежное сви-дание, Питер сказал мне: «Я поеду за тобой. Но сначала мне надо привести в порядок дела в Голландии». Три ме-сяца спустя его не стало: он упал с лошади и разбился на-смерть.
С его смертью я потеряла все, что давало мне силы тер-петь брак с Маклеодом. Питер был самым идеальным лю-бовником для любой женщины, и именно он подсказал мне идею стать танцовщицей.
Вначале он попросил меня пройтись по комнате либо голой, либо - а это его особенно возбуждало - в за-дранной к талии юбке. Я была рада исполнить его жела-ние.
- Твои ноги танцовщицы преследуют меня день и ночь, часто говорил он мне и не успокоился, пока, на-конец, не получил у меня разрешение запечатлеть их на картине. Для этой цели он пригласил в наш город извест-ного парижского художника-с большими расходами для себя... «Мне нужен этот портрет, - однажды сказал он.- Я всегда хочу видеть твои ножки перед собой». Ему сде-лали много изображений моих ног, одно из них в нату-ральную величину. В верхней части картины были изо-бражены моя нижняя юбка и шелковая рубашка, которые я приподняла руками; тонкие кружева трусов выглядыва-ли из-под моей юбки. Художник изобразил мои ноги в красивых черных чулках с вышивкой, которые плотно облегали икры и тонкие лодыжки. Поза, которую я при-няла перед художником, очень меня смущала. В конце концов, он был мне совершенно чужой. Поза была до-вольно соблазнительной: я стояла, как настоящая танцовщица, собирающаяся высоко подбросить ногу в канкане. Питеру никогда не надоедало любоваться этой картиной. Иногда я просто ревновала своего возлюбленного к ней и пыталась отвлечь его внимание от нарисованной Маргареты. Я становилась перед ней, поднимала юбку, потом-Потом случалось то, чего я хотела... Живая плоть побеждала.
Какие счастливые это были дни!
Мой любимый Питер позаботился также и о том, чтобы я тайно посещала уроки танцев. И поскольку у него был тонкий художественный вкус, он сам рисовал мне костю-мы, чтобы они точно соответствовали моей экзотической внешности. «Ты типичная баядерка, говорил он мне.- Я закажу церемониальное платье на Яве, настоящее свя-щенное ритуальное платье с драгоценными камнями». Так он меня любил.
Питер всегда называл меня Яли, своей маленькой ин-дийской девочкой, и давал мне книги, открывавшие сек-реты этой чудесной, таинственной страны. Питер вернул меня к жизни. Я была поистине его созданием, и он пред-видел все, что делала я после его смерти.
Примечание к главам 4, 5 и 6
Мата Хари не упоминает, что в январе 1897 г. у нее родился сын Норман Йон. Во время службы мужа в Ист-Индии у нее родилась дочь.
Там ее малолетний сын умер при таинственных обстоя-тельствах - предполагается, что он был отравлен тузем-ной служанкой, которая таким образом отомстила хозяе-вам за какую-то обиду.
Жизнь молодой женщины в экзотической стране по-прежнему была тяжелой, много ей пришлось перетерпеть от садиста-мужа, который к тому же завел себе любовницу.
Тем не менее после возвращения в Голландию они продолжали супружескую жизнь. Но однажды Маклеод исчез, забрав с собой дочь. Убитая горем мать долго ее искала. По решению суда дочь была передана под опеку матери, а муж должен был платить ей алименты. В 1906 году они были официально разведены. От бывшего мужа ей так и не удалось добиться выплаты алиментов. Молодой женщине пришлось испытать немало лишений, пока Париж не заговорил о новой звезде - исполнительнице восточных танцев Мата Хари.

0

7

Глава 7. МОЁ ВОСХОЖДЕНИЕ К СЛАВЕ Париж
Я начинала много дневников, с такой же легкостью обрывала их на полуслове, но ни один их них не является таким важным, как этот.
Это будет дневник артистки, он воплотит впечатления Мата Хари.
Куда она исчезла, эта бедная, измученная и униженная Маргарета Гертруда? Ее больше нет, этой дочери почтен-ного бургомистра, она превратилась в блестящую танцов-щицу, у ног которой - весь Париж. Моя роль намного легче, чем я думала. О, если бы мог меня сейчас увидеть Питер! Разве он не гордился бы своей ученицей? Именно он пробудил меня к новой жизни, мой учитель, мой добрый покровитель... В любом случае эти добропорядоч-ные парижане теперь смотрят на меня, затаив дыхание, не из-за моих танцев, а прежде всего из-за моей экзотиче-ской красоты, глаз и фигуры, которые так содействовали моему успеху.
«Высокая, стройная, она гордо держит на чудесной бе-лоснежной шее очаровательное лицо идеальной формы. Полные губы создают гордую и сладострастную линию под прямым и тонким носом. Роскошные, бархатные, нежные темные глаза усиливаются очень длинными, неж-но завитыми ресницами. Их мечтательность напоминает вечную тайну, присущую самому Будде. Ее взгляд полон очарования. Он обнимает всю Вселенную. Иссиня-чер-ные, тонко разделенные волосы придают ее лицу чрезвы-чайно выразительную экспрессию. Все это создание исто-чает восторг, завораживает и ошеломляет».
Так утверждал Поль Бурже, описывая мой портрет в «Салоне». Даже не видя меня во плоти! Но, в конце кон-цов, он знал, что к чему...
Теперь я действительно счастлива. Я могу танцевать, где и когда хочу. Я могу высказать любое желание, и ка-ким бы экстравагантным оно ни было, мужчины дерутся друг с другом за честь быть представленными несравнен-ной, великой Мата Хари.
Честь? Для большинства это тайная надежда познать мое тело. Именно это страстное желание притягивает этих мужчин ко мне. О, я должна признать, что среди них есть очень влиятельные и сильные мужчины.
С того рокового дня, когда я исполняла восточные тан-цы в «Мюзе Гиме» и танцевала в Храме восточных рели-гий для избранной публики, ошеломив высокоученых во-стоковедов и побудив их отпраздновать мое появление как большое событие, моя жизнь стала бурной и веселой. Нет ни одного удовольствия, которым я бы пренебрегла. Я буквально купаюсь в роскоши, и меня чтут, как будто я божественное создание, эксцентричность которого состоит в желании раскрыть тайны изумленным массам.
Иной раз я не могу поверить, что моя жизнь полностью изменилась. Действительно ли это я, Мата Хари, или бед-ная, запуганная женщина, униженная рабыня капитана Маклеода, ярость которого преследовала меня как ужас-ный призрак во время моего первого пребывания в Пари-же. Теперь все это смешно: я, глупая маленькая гусыня, действительно оставила место своих первых триумфов и снова заперлась в том маленьком городке, который вечно воняет, как будто здесь никогда не убирают горшки...
Мои родственники в безрадостном, вечно туманном Ниймегене, где я трусливо пыталась спрятаться, стыди-лись меня. Понятие «публичная танцовщица» в глазах провинциалов было позорным. Они не только меня пре-зирали, но и ненавидели. Для них я была лишь одной из тех парижанок-паразиток, которые вели безбожную, грешную жизнь, всегда были склонны соблазнить ничего не подозревающих мужей, а потом их ограбить. Искусст-во? Они над этим смеялись. Искусство, талант, судьба - сами эти слова им чужды. Искусство? Они сводили его в своих высохших и безжизненных умах только к одной маленькой фантазии - бурлеску. За мной бдительно сле-дили. Но я была слишком робка и по-настоящему не тан-цевала в Ниймегене.
Но одно они не могли у меня отобрать - дар предвиде-ния, уверенность в том, что однажды жизнь повернется к лучшему. Дыхание этого великого мира коснулось меня легко, но я знала, что мое чудесное предназначение - жизнь, полностью посвященная моему искусству. Быть окруженной красивыми вещами и боготворящими тебя мужчинами - вот ради чего стоит жить...
Я часто смотрелась в зеркало, и оно убеждало в том, что я читала на лицах у многих, - ты красива. Да, гово-рило зеркало, ты красива. Но не только это придавало мне уверенность. Я теперь знала, что я не просто красива, но и обольстительна. Я лишь скрывала о, потому что не
хотела снова подвергаться унижениям. Я знала, что мое присутствие возбуждает мужчин, что я обладаю умением их покорять. Нет, я не из тех натурщиц, нарисованных Жордэном, с их дрожащими, как желе, белыми грудями, толстыми руками и ногами, с рыбьими глазами и двойны-ми подбородками.
И этот дар дал мне силу. Я приняла решение и присту-пила к выполнению своих планов.
Несмотря на грязные o письма мужа, я освободилась от удушающих оков своей респектабельной семьи и снова бежала в Париж.
И я танцевала. Снова в Храме восточных религий, а за-тем - на многочисленных фестивалях, на больших и ма-лых сценах. И всегда перед знатной публикой: министра-ми, дипломатами, знатью, интеллигенцией.
Знаменитые археологи, принадлежащие к сорока бес-смертным, сочли за честь ввести меня в самые знатны круги общества. Каждый мой танец, каждая пантомима поднимались до уровня важной церемонии.
Как писали газеты, некоторые вечера были «сказочны-ми и опьяняющими, самыми славными событиями в на-шей жизни». Я танцевала на вечере у посла Чили, потом во дворце княгини Мюрат, затем на балу, данном в мою честь князем дель Драго. Наследница американского миллионера Натали Клиффорд Барни пригласила меня на вечер в громадном замке в Нейи.
По программе я должна была играть роль королевы амазонок с настоящим золотым греческим шлемом на бе-лом коне с бирюзовыми украшениями. Красивый белый конь и украшения были мне подарены.
Роскошь... Да, я теперь знаю, что это значит. Думаю, по-другому я бы не могла жить. Мне нужна эта блиста -тельная обстановка, эти королевские хоромы на Елисей ских полях, слуги и служанки, всегда готовые выполнить мои любые желания, лошади и кареты, редкие экзотиче-ские цветы, дорогие шелка и драгоценности, особенно жемчуг и бриллианты - как легко ко всему этому привыкаешь. Могу ли от всего этого отказаться?
Меня украшают как богиню. И когда меня называют самой красивой женщиной Парижа, я воспринимаю это как должное.
Да, я красива и имею невиданный успех. Но я красива не в обычном смысле слова - роза, растущая во дворе крестьянина, тоже красива. Нет, я красива своей индиви-дуальностью, как драгоценная орхидея в единственном виде, а растет она далеко, в сказочной стране, в болотных джунглях, и охраняется дикими племенами.
Я именно такая орхидея, а сказочная страна - это Ин-дия, временно перемещенная в Париж, но тем не менее джунгли здесь есть. Это мой неприступный дом. Дикие племена - это мои слуги, опасные болота - их бездон-ные карманы, которые пожирают мелкую дань, а боль-шая приносится в жертву на мой алтарь.
Потому что я - Мата Хари, а не жена провинциально-го капитана. Да, я порочна, я преисполнена решимости наслаждаться жизнью до конца, мстя тем самым за все мои страдания. А мужчины? Они лишь средство для до-стижения цели. После смерти Питера все, ради чего я жи-ву,- это искусство, священное для меня, и эта роскошь. Это та цена, которую должны платить другие, безымян-ные, со своими громкими титулами, которые лезут ко мне, чтобы я приняла их сокровища. Потому что я никог-да не позволяю им платить за свою любовь, я не способна к притворству, нет, в лучшем случае я позволяю этим профанам прикоснуться к телу богини, поласкать его...
Любовь... Как меняется жизнь! Я не могу вспомнить, как давно это слово что-то значило для меня. Моя новая жизнь дает все возможности забыть смысл этого понятия, но от ее сладкого вкуса я никогда не отрекусь. Меня пе-реполняет амбиция, вдохновляющая на постоянные по-иски новых движений и жестов в моих экзотических тан-цах. Я читаю все, что можно найти об обычаях и кастовой
системе этой восточной империи. И я всегда довольна, когда седовласые специалисты по санскриту выражают удивление, спрашивая меня: «Откуда ты это узнала, са-мая прекрасная женщина? Разве это возможно, что жен-щинам в вашей стране преподают больше, чем изучаю-щим искусство и науку в нашей?» Я известна в Париже как священная баядера Шивы. Фестивали и вечера, кото-рые я облагораживаю своим искусством, - самые исклю-чительные, и когда они проводятся в узком кругу, эффект от моего тела и танцев граничит со сверхъестественным.
Атмосфера становится накаленной и опьяняющей. Сам воздух, кажется, источает наслаждение, и мои поклонни-ки едва сдерживают свою страсть. Их глаза пожирают ме-ня, почти совсем нагую, и как только я меняю позу, вол-нующе поворачивая свое тело или извиваясь им, выстав-ляя на обозрение публики мою соблазнительную попку, которая, как меня заверили знатоки искусства, сама по себе является произведением искусства, публика начина-ет тяжело дышать. Играет экзотическая музыка, опьяня-юще пахнет фимиам, полутемная иллюминация заставля-ет бронзовый цвет моей идеальной кожи сверкать как зо-лото - так создается эффект, которого я добиваюсь.
Эти специальные представления сопровождаются рос-кошными обедами, а крепкие вина усиливают состояние транса, в котором я исполняю свои танцы. Самые непри-стойные движения заменяют самые красноречивые слова. Какое это зрелище - лица сладострастных мужчин, как они облизывают губы, как их взгляды пытаются войти в мою плоть, достигая воображаемого оргазма, потому что их руки обречены на пассивность! Их распутные взгляды побуждают меня занимать все более сладострастные по-зы, потому что меня охватывает ненасытное желание ви-деть, как все эти мужчины бросаются к моим ногам, жад-ными глазами раздевают меня и сходят с ума от дикой страсти. Я всегда делала это без страха за свою репута-цию, так как мои представления имели невиданный успех. Некоторые сравнивали их с эпилептическими при-падками, когда я опрокидывалась навзничь, дрожа всем телом, и змееподобными движениями рук гладила свое сладострастное тело, а иногда вытянутыми пальцами ног касалась бороды какого-нибудь почтенного востоковеда.
Свидетелями моего искусства являются только газет-ные вырезки. Я стала героиней многих романов и пьес. Самый удачный мой портрет дал в своем романе молодой писатель Луи Демар:
«Какой желанной показалась мне эта женщина, как со-блазнительны и упруги юные линии ее тела! Ее чудесные груди прикрыты тонко обработанными металлическими пластинками. Браслеты с драгоценными камнями надеты на запястья, верхние части рук и лодыжки. Все остальное - обнаженное, соблазнительно, бесстыдно голое от паль-цев рук до ярко-красного педикюра. Увенчанная благо-родной линией шеи пластичность и сила этого совершен-ного тела оплодотворяется гермафродитическим образом его собственными симметричными формами, которые простираются от соблазнительных подмышек ее подня-тых рук вниз до нежной округлости бедер. Ее коленные чашечки похожи на нежные ростки лилий, мышцы напря-жены. Кажется, все мерцает блестками золотых и розо-вых снежинок, и ее не слишком узкий таз, вознесенный роскошными бедрами, кажется изваянным из слоновой кости.
Когда Мата Хари с улыбкой склоняется над статуей своего спящего бога, чудесно изваянные ее бедра еще бо-лее соблазнительно округляются и обнаруживают в этой позе удивительное напряжение мягких, но сильных мышц. Очаровательное зрелище, у всех перехватывает дыхание. Эти щеки похожи на две чаши, сделанные из бронзы, - две чаши, в которые любое божество сочло бы за честь вложить свою дань.
Танцовщица трижды касается пола своим лбом. Затем медленно, очень медленно поворачивается и в сладострастном порыве сдвигает широкий золотой браслет на своем левом запястье, представляя нашему взору браслет-тату-ировку на ее коже цвета слоновой кости. Это искусно вы-полненное изображение змеи, кусающей себя за хвост...»
Я достигла вершины. Мой триумф беспрецедентен даже в Париже, где жизнь так стремительна и слава быстро за-бывается. Ни Пайва, ни Сара Бернар не были такими по-пулярными, как я. А это много значит. Но первая была лишь куртизанкой, гротескной и безобразной, когда, на-конец, достигла вершины. А вторая - актриса - никогда не была любовницей (по крайней мере, у бедняжки был хороший предлог - деревянная нога). Она соблазняет издалека, очаровывает галерку, но совсем не впечатляет первые ряды. А ведь именно там сидят истинные знатоки отличной женской плоти.
Газеты полны описаний моих успехов, к чему мне их повторять? Здесь, на этих страницах, я хочу рассказать о других успехах, тайнах, которые, конечно, не могли по-пасть в газеты. В большинстве случаев то, о чем я собира-юсь написать, может стать причиной кровавых дуэлей и даже международных скандалов. Реклама - ценная вещь, но иногда кое-что не следует делать предметом гласности. Какая мне польза от того, что журналисты раз-облачат герцога Орлеанского? Или великого князя Миха-ила? Или герцога Баттенбергского и многих-многих дру-гих?
Я почетная гостья на приемах, которые настолько пом-пезны, что везде вызывают зависть.
Я чувствую себя неким языческим божеством, прекло-нение перед которым в большинстве случаев не дает ни-какой надежды. Я предпочитаю высказывать свои симпа-тии только в особых случаях. Но никто из тех, кто платит фантастические суммы, просто чтобы хоть на миг прикос-нуться ко мне, не может когда-либо сделать вывод, что я фригидная, как я им всем говорю. Наоборот, я чувствен-на, сладострастна и одержима гротескным, ненасытным желанием физической любви. Никто не знает, как часто я без сна ворочаюсь на своих шелковых подушках и как ча-сто ускользаю из своих апартаментов посреди ночи, на-ходя приют в доме с дурной репутацией. Возможно, нео-бычная страсть, испытываемая мной во время этих тай-ных походов, играет важную роль. И когда я, возвраща-ясь домой после таких ночей и используя свою сказоч-ную ванную, мой покрытый голубым шелком будуар, где меня окружают сверкающие бутылки, серебряные расче-ски и щетки, дорогие духи и экзотические мыла, тогда эта перемена обстановки дает мне невыразимое удовлетворе-ние. Помимо полной разрядки, которую я получаю. Только так я могу действовать. И мне действительно нуж-на очень сильная доза такого наркотика, чтобы чувство-вать себя хорошо...
Внешне я неприступна. Я давно уже установила, что именно противоречие между моим сладострастным, воз-буждающим телом и холодным, неприступным обликом больше всего шокирует мужчин. Меня считают божест-венно милостивой, когда я удостаиваю случайного знака внимания самого богатого из них. Если я поддамся его желаниям и позволю своему поклоннику завладеть моим телом, я уничтожу его собственные иллюзии и лишу себя больших доходов. Я перестану быть богиней, баядерой Шивы и танцовщицей Священного храма, вниманием ко-торой они не могут и не отваживаются злоупотреблять и величайшая милость которой - это позволить им быть рядом хотя бы несколько минут.
Я хожу в дома свиданий, скрывая лицо под густой ву-алью, обходя стороной людные улицы: очень важно, что-бы меня не узнали. К счастью, клиенты, посещающие эти сравнительно дешевые дома, не бывают на моих пред-ставлениях. И наоборот. Маркиз Сэнтонж, дон Хаиме, виконт Папель, князь Трубецкой - эти господа посеща-ют другие, более утонченные заведения. Они начинают с буфета, затем - ночной клуб, а потом - бордель. Своипохождения они заканчивают утром, по последней моде едят луковый суп рядом с извозчиками, базарными торговцами и проститутками.
Ну, а если кто и узнает меня, я всегда могу отделаться ссылкой на свою блажь. Могу сказать, что мне интересно познавать жизнь, жизнь простых людей. К счастью, мне никогда не приходилось прибегать к таким отговоркам. Мне ужасно нравилась эта двойная жизнь. В конце кон-цов, если так поступала римская императрица Мессалина, почему не могу и я?

0

8

Глава 8. ТАЙНЫЕ НАСЛАЖДЕНИЯ..Париж
Вначале мне нравилась атмосфера в доме мадам Дезире; её клиентами были в основном люди среднего до-статка. Как она с гордостью меня заверила, у нее исклю-чительно тонкий вкус во всем, что касается подбора кли-ентов. «Они прекрасно воспитаны, большинство имеет хорошее образование. В моем заведении не бывает наха-лов, которые пытаются получить удовольствие бесплатно или даже грабят моих девочек. Из-за того, кто слишком ненасытен, бедняжка потом не может работать целые сут-ки».
Эти перспективы меня устраивали. Но больше всего меня устраивало то, что я могла работать в маске. Сама мадам предложила это, поняв, что я особенная проститут-ка. Кроме того, я мало брала. После прихода я поднималась по узкой лестнице в свою комнатку на втором этаже. Она была очень маленькая, с крошечным туалетом. Но было чисто и хорошо прибрано, чтобы сделать уютным это прибежище похотливой Вене-ры. Как только я входила, я быстро и с удовольствием снимала свое дорогое белье и укутывала тело в большую турецкую шаль, которая отнюдь не скрывала мои преле-стные формы. Иногда я одевалась в сетчатое трико, сквозь которое соблазнительно просвечивалось мое тело. Я не забывала натянуть черные чулки с кружевами.
Самым волнующим моментом, по крайней мере для ме-ня, был приход клиента. Мы стояли в ряд полуобнажен-ные, и клиенту предстояло выбрать одну из нас. Эти мину-ты ожидания всегда меня волновали - выбирали неиз-менно меня. И поэтому я получила привилегию: прежде чем выстроиться, я смотрела через щель и решала, устра-ивает меня партнер или нет. Если устраивал - я выходи-ла и становилась в ряд.
Чем шире выбор - тем больше прибыль. Мадам Дезире хорошо знала, что в Париже не только много жен-щин, желающих пополнить свой бюджет, но и немало других, которые желали просто насладиться радостью плоти и сами платили за это.
Я там провела много чудесных часов. Удовольствие быть в доме, предназначенном для единственной цели - такой же, ради которой приходили мужчины, для меня стоило больше, чем те несколько тысяч франков, которые я давала мадам Дезире. И я настояла, чтобы клиенты то-же платили мне (было бы унизительно, если бы меня не сочли хорошей профессионалкой), я всегда была щедра со своими коллегами и хозяйкой этого бесценного заведе-ния.
И вот звонит звонок, голые фигуры мечутся, поспешно хватая что попало, чтобы прикрыться, потом спускаются по узкой лестнице, хихикая в предвкушении - может быть, сегодня попадется роскошный мужчина, выстраива-ются в приемной комнате, стоят прямо, лица ничего не выражающие, ждут выбора - о, какой волнующий это был момент для меня!
Потом каждый из выбирающих господ указывает на од-ну из нас, кто больше всего отвечает его идеалу и эроти-ческим потребностям, с кем он хотел бы провести чудес-ный сексуальный раунд. Как я сказала, чаще всего выби-рали меня. Я не хвастаюсь, но меня считали королевой нашей группы. Когда я забирала своего мужчину, насту-пала очередь других - таков был установившийся поря-док. Мадам Дезире всегда поздравляла моего избранника с хорошим вкусом.
Я особенно запомнила одного клиента, так как он ока-зался исключительно внимательным. Вначале я обраща-лась с ним, как со всеми другими. В своей комнате я его обняла и прошептала на ухо:
- Ну что, развлечемся?
Я полезла ему в ширинку, чтобы посмотреть на самую важную принадлежность в последующей церемонии.
- Как тебя зовут, милый? - спросила я, как только на-щупала его твердую выпуклость. Большинство мужчин в таких случаях бормотали что-то неразборчивое, но этот сказал без обиняков:
- Называй меня Мимиль, мое настоящее имя - Эмиль. А тебя? - вопрос был задан вежливо, но прямо.
- Меня зовут Лолотта, мой исполин! Но давай присту-пим к делу, он такой красивый и твердый, хочу заполу-чить его как можно скорее!
С этими словами я потащила его в кровать. Мы почти упали на нее, я крепко ухватилась за его твердый инстру-мент. В следующий момент этот незнакомец, который с первого взгляда привлек мое внимание своим роскошным телосложением, лежал на моей груди. И мне ничего не оставалось делать, кроме как задвинуть в себя громадный поршень.
Как только этот горячий ствол вошел в меня, Мимиль начал бешеную скачку. Своей рукой я схватилась за его большую мошонку и начала тискать ее в таком же ритме, в каком он вонзался в меня. Я совсем забыла, что это са-мое чувствительное место у мужчины. Мне показалось, что после этого Мимиль удвоил силу своих толчков, со-провождаемых сладострастными стонами. Неудивитель-но, что его поведение ввергло меня в экстаз, и желанный оргазм наступил быстрее, чем я ожидала.
- О, ты е... великолепно, фантастично, о, е... меня как можно сильнее! ...быстрее... ты мне не делаешь больно... еще... да, да... о-о-о-о! а-а-а-а!
Я исполнила свой первый номер. Но Мимиль тоже кон-чал, я почувствовала, как его горячая струя прыснула в меня в тот момент, когда я насладилась.
- Жаль,- пробормотал он,- я обалдел быстрее, чем рассчитывал, все кончилось, а мне ты как раз начала нра-виться.
Мой партнер хотел встать и одеться. Но он ошибся. Я и не думала обращаться с ним как профессиональная про-ститутка, у меня было лишь одно желание. Я хотела вос-пользоваться его великолепным орудием еще раз, а если удастся, то и несколько раз.
- Останься, Мимиль, ты действительно хочешь ухо-дить? Можно, я поиграю с твоим большим бантиком? - я кокетливо улыбнулась и заметила, что он озадачен моей необычной для публичного дома просьбой.
Я взяла полотенце и начала вытирать его мокрую стре-лу любви, которая все еще не хотела укладываться в кол-чан.
Опыт мне подсказывал, что это один из тех мужчин, которые быстро восстанавливают свои силы для новых подвигов на любовных ристалищах. И это меня очень ус-траивало, так как для этого я и пришла сюда с надеждой найти особенно сильного мужчину.
В моих руках его неутомимый труженик снова ожил и вскоре стал таким же твердым, как до сеанса любви. Это было фантастично - ощущать его твердость. Я лизала его языком, и тут Мимиль вскрикнул:
- Ты сводишь меня с ума, давай сделаем еще один ра-унд, я должен снова войти в тебя.
Большего я и не желала. Но как только он навалился на меня, я выскользнула из-под него.
- Нет, не так, подожди... Я хочу сзади!
Я особенно любила эту позу. Кроме того, я знала, что моя задница, сама по себе произведение искусства, креп-кая и круглая, зажигает каждого мужчину, которого я та-ким образом вдохновляла на самую сильную страсть. В этом меня убедили сила и интенсивность толчков в такой позе.
Это фантастично - выставить свой зад и почувство-вать, как копье вонзается в тебя. Мимиль проникал все глубже и глубже в мое тело, я ощущала, что его плоть за-полняет меня целиком. Мимиль работал без остановок. Он с новой энергией толкал мои ягодицы и сжимал мои свисающие груди.
Наши тела слились в причудливом изгибе: его колени соединились с частью моих колен, а волосатая мускули-стая грудь - с моей спиной. Наше отражение было видно в зеркале возле моей кровати - я глянула в него и была еще больше возбуждена тем, что увидела. Мне всегда до-ставляло особое удовольствие наблюдать подобные сцены как бы со стороны.
Всю свою жизнь я питала слабость к зеркалам. Особен-но когда в них видишь самое себя в такие моменты, кото-рые не предназначены для постороннего глаза. Разве не приятна иллюзия, что есть еще одна пара, занимающаяся таким же интимным актом рядом с тобой?
Даже немая пара в зеркале возбуждает. Если бы можно было разглядеть в зеркале все подробности этого восхи-тительного действа, так напоминающего экзотические те-лодвижения восточного танца!
Мимилъ, очевидно, прочитал мои мысли. Он уставился в зеркало, где моя поза выглядела еще пикантнее, чем в действительности.
- Ты очень возбужден, Мимиль? - спросила я, чтобы насладиться произведенным впечатлением.- Тебе нра-вится моя попка? Я люблю е... сзади... очень... очень... только влезай немножко сильнее... о! Как чудесно!... Ми-миль, приходи сюда чаще... я хочу ощущать твой х... каж-дый день... глубоко во мне...
Мимиль, толкая мой зад, вонзался в меня со всей си-лой.
- Я вые... тебя так, что ты знать не будешь - конча-ешь ты или начинаешь... ты, страстная б..., ты все время хочешь иметь мой х..., хорошо... я тебе задам, милая... ты можешь его иметь в любое время... я буду тебя е... всю ночь...
Эти слова еще больше меня возбудили, но тут, к несча-стью, неуправляемая человеческая энергия потребовала выхода - Мимиль впрыснул второй заряд в меня и отки-нулся в изнеможении на подушку.
- Но, Мимиль, - запротестовала я,- всунь его обрат-но!
- О, это было фантастично, Лолотта, черт возьми, дав-но я не получал такого наслаждения... Что? Ты не кончи-ла? Ты еще хочешь?- Мимиль был удивлен и в то же время польщен, что проститутка просит удовлетворить ее еще раз. С ним такого не бывало.
- У тебя, дорогая, будет еще много шансов, ведь впе-реди целая ночь. Уверен, мы еще раз насладимся, - пы-тался он успокоить меня.
- Возможно, но я хочу тебя! - я еще не потеряла на-дежды.
- Я бы тоже хотел тебя, но посмотри, ты сама видишь, я его не могу настроить, - и он посмотрел на свой инст-румент, благодаря которому были сыграны такие пре-красные мелодии.
- Погоди-ка, у меня есть для тебя сюрприз, он тебе
вернет должное настроение, - у меня возникла фантасти-ческая идея.
- Ты мне очень нравишься, Лолотта, я бы никогда тебе не сказал нет, но, боюсь, не сегодня...
Не слушая его, я подошла к двери, приоткрыла ее и крикнула:
- Мадам, пришлите, пожалуйста, Вивьен в мою комна-ту!
Но когда, повернувшись к Эмилю, я увидела его недоу-менное выражение, объяснила:
- Тебе понравится, маленькая Вивьен - моя сестра, ее тип - прямая противоположность мне.
- Сестра? Неужели? Это фантастично. И вы обе рабо-таете в этом борделе?
Я заметила, что моя маленькая импровизация дает же-лаемый эффект. И тут вошла Вивьен. Мне она нравилась больше всех в этом доме, и мы дружили. Она часто была моей партнершей, когда клиент желал повозиться с двумя дамами одновременно или когда нужно было образовать две пары.
- Вивьен, это господин Мимиль. Ну что, мой друг, нравится тебе моя маленькая сестра? Разве она не кукол-ка?
Несомненно, Вивьен была очаровательна: среднего рос-та, очень изящная блондинка, большие голубые глаза, как незабудки. Но особенно волновали ее груди - круп-ные, упругие, создававшие пикантный контраст с ее хруп-кой фигурой. Они забавно подпрыгивали в такт ее шагам. Хотя ей было уже девятнадцать лет, на вид никто не давал Вивьен больше шестнадцати, и большие груди придавали столь юному созданию дополнительную привлекатель-ность. Подлинные знатоки весьма это ценили.
- Ну, мой дорогой господин Мимиль, ты - разврат-ник, один из тех, кто не может получить удовольствие с одной женщиной. - Вивьен прислонилась к нему, а он обнял нас обеих и сладострастно смотрел то на нее, то на меня. Мимиль вроде был доволен, но я горела одним же-ланием - ускорить процедуру.
- Вивьен, сними рубашку и покажи джентльмену все. Я уверена, Мимиль ответит взаимностью, - призвала я свою подругу. Мы втроем сидели на широкой кровати.
- Слушай, Мимиль, я возьму твоего маленького брата в рот, а вы с Вивьен поближе познакомьтесь друг с дру-гом. Но когда я его подготовлю, потом ты отдашь его мне.
Сказано - сделано. Его уснувший было зверек уже проявлял признаки оживления. И когда я взяла его в рот, он встрепенулся даже быстрее, чем я ожидала. Он стоял гордый и твердый, обещая мне выполнить самые дикие желания. И меня возбудила дрожь в теле Мимиля, воз-никшая благодаря неожиданному удовольствию и новым трюкам Вивьен. Она сунула одну грудь ему в лицо, в то время как он одной рукой тискал ее ягодицы, а другой - ее свободную грудь. Потом она начала совать ему в рот попеременно то одну, то другую грудь, и он вожделенно сосал набухшие соски.
В тот же момент я позволила змее выскользнуть изо рта и решила, что пришло мое время. Отодвинув Вивьен, я оседлала Мимиля. Как будто ожидая этого, он тут же толчком вставил свою величественную стрелу глубоко в меня.
Вивьен знала, чего я от нее ждала. Она села нашему пленнику на грудь, придавив его к кровати. Увлажненный пах Вивьен оказался на его губах, и своими руками он вцепился в мои груди. Острота этих ощущений довела ме-ня почти до бешенства. Мимиль теперь конвульсивно из-вивался подо мной, как будто пораженный электрически-ми зарядами, все глубже вонзая свой поршень в меня.
Вивьен терлась своей задницей о его грудь, и я слышала, как он сосет увлажненное отверстие Вивьен. Я пыталась продлить эту страсть, но уже не владела своими нервами и не могла остановить пробежавший через меня ток - он все шел и шел, высвобождая сладчайшие ощущения, которые заставили меня три - нет, четыре раза вознестись на седьмое небо... Те двое тоже достигли своего оргазма. Тело Вивьен на какой-то момент растянулось, как стальная струна, оторвалось от губ Мимиля, на секунду застыло в воздухе и рухнуло - маленький хрупкий комок ослабевшей плоти. Наш общий партнер изогнулся в последний раз, выстреливая всю обойму, и тоже пал.
Это была одна из тех ночей, когда я в полной мере получила за свои деньги то, чего искала в доме мадам Дезире...

0

9

Глава 9. СИМПТОМЫ..Париж,
Я не способна противостоять этому ужасному, дикому желанию раздеваться перед мужчинами, которых я часто вообще не знаю.
Когда я одна, то срываю со своего тела одежды, обычно перед зеркалом, и сладострастно любуюсь своим голым телом. И часто устраиваю это тогда, когда кто-либо из моих слугмужчин должен войти в комнату. Испытываешь чувство, близкое к оргазму, когда видишь выражение его лица. Когда это странное желание меня одолевает в присутствии критика, художника или писателя, я притворяюсь, что мне плохо, или объясняю, что мой новый танец может быть продемонстрирован только в голом виде, и потом начинаю срывать с себя одежду. Бедный зритель что-то бормочет, опасаясь, как бы его не обвинили в попытке изнасилования, и как можно быстрее уходит.
Недавно я посетила в один и тот же день четыре художественные студии и предложила себя в качестве натурщицы. Это невероятно чувственное наслаждение, когда раздеваешься на глазах художников, которые плотоядно пожирают глазами твое сладострастное тело! Но особенно острое ощущение дает сама церемония раздевания. И я действительно не знаю, что больше впечатляет: когда этого ожидают или когда я внезапно поддаюсь эмоциям и, шокируя, изумляю любого, кому приходится быть со мной в тот момент.
Сегодня я посетила мужчину и позволила ему восхищаться своим телом, а он даже не догадывался, что это было моим величайшим желанием. Речь идет о знаменитом враче Мильо. Незадолго до этого я познакомилась с ним в одной компании, и так как он мне понравился, я решила его надуть, чтобы он назначил мне встречу в качестве пациентки. Мильо - высокий, крепкий мужчина, в нем что-то от сильного крестьянина. И я не ошиблась:
его эротическая сила, его способность производить потомство, а инструмент для этого просто гигантский, сразу бросаются в глаза.
Войдя в его кабинет, я сразу разделась. Он тут же понял, что меня беспокоит. В своей богатой практике он, наверное, встречал немало женщин с комплексами и маниями. Меня мучила мысль, что я попаду в ад неосуществленных желаний, которые испытывают многие женщины, с годами, увы, не становящиеся моложе.
- Это лишь функциональное расстройство, дорогая, просто нервозность, - сказал он, осматривая меня. - Вам нужно успокоиться. Хотите, я пропишу вам снотворное?
- Доктор, мне нужно более эффективное лекарство, чем снотворное. Что-нибудь, что может вымотать, а не просто поможет заснуть. Хочется успокоить мои нервы, - ответила я, многозначительно улыбнувшись.
- Хорошо, мадам, мы попробуем небольшой массаж наиболее важных нервных центров. Когда вы достигнете желаемого расслабления, скажите мне. Пожалуйста, прилягте на кушетку и закройте глаза.
Пришлось последовать его указаниям. Мое тело было совершенно голое, если не считать тонких узорчатых чулок, пояса и черных туфель на высоких каблуках. Я растянулась на кушетке и ждала, что же будет дальше.
- Будет лучше, если я завяжу вам глаза, мадам, чтобы вы ничего не видели и полностью расслабились.- И доктор завязал на моем лице черный платок.
- Я буду медленно гладить вашу кожу, потому что хочу пробудить скрытый магнетизм.
Его легкое поглаживание меня нервировало. Я запротестовала:
- Но я ничего не чувствую - ой, вот это немножко лучше.
И действительно, почти неосязаемые легкие прикосновения сменились более энергичными.
- Я сейчас доберусь до первопричины вашего беспокойства, дорогая, не бойтесь. Вам это будет очень полезно, больно не будет. Может, и нет необходимости использовать зонд. Мильо, наконец, нащупал то место, которое действительно нуждалось в хорошей обработке.
- Если это надо, доктор, пожалуйста, используйте его. Я полностью верю в ваши способности. А-а-а-а!... это как будто полное освобождение... да... еще... глубже... да, это мне очень полезно... сильнее... да... и быстрее... чудесно!
Мой добрый самаритянин глубоко проник пальцем в заветную пещеру. Перед этим он долго топтался у входа, чем привел меня в невероятное возбуждение.
Другой рукой знаменитый невропатолог ласкал мои быстро набухающие груди.
- Наверное, все-таки придется ввести зонд. Он всегда дает отличные результаты. Или вы считаете, что массажа на сегодня достаточно?
Это совершенно противоречило моим ожиданиям, но я не хотела себя выдавать.
- Оставляю это на ваше усмотрение, доктор. Я лишь хочу избавиться от этой ужасной бессонницы. Кстати, здесь мне немного зудит... вот здесь, видите? Да, ой!... - место, которое я показала рукой, было как раз между ног.
- Ну, в этом случае мне лучше ввести... - и я тут же ощутила упомянутый им инструмент, этот зонд. Казалось, он был покрыт бархатной мембраной и напоминал тяжелую палку. А теперь этот чудесный аппарат медленно и осторожно влезал в мою широко открытую расщелину. Я вынуждена была раздвинуть бедра.
- Как можно выше и шире, мадам, да, так, теперь еще. Вот это хорошая поза. Держите свои ноги руками.
Зонд, который больше напоминал превосходный, сильный пенис, глубоко проник в мою плоть. Какое-то время он оставался недвижим, лишь легкое пульсирование говорило о том, что он еще там. Потом он начал очень медленно выбираться наружу. Я больше не могла этого вынести и закричала:
- Стоп! Пожалуйста, не вынимайте его!
Он снова медленно влез, потом процедура повторилась еще и еще. Наконец он стал ходить взад-вперед и вызвал такую сладострастную радость, что я скоро потеряла самообладание.
- Доктор, массируйте сильнее и быстрее... сильнее... я его хочу... вы же знаете, какого массажа хочет женщина... вы же медик... мне не больно... да, так, так! Так хорошо... да... да... я еще приду на лечение... Доктор, вы ангел... такой крепкий и тяжелый... еще глубже... я чувствствую этот ваш зонд... сделайте мне им больно... Вы должны массировать меня каждый день... иначе я не вынесу... я начинаю ощущать. . а-а-а-а... теперь... я кончаю!
Я буквально завизжала, содрогаясь в сладостных конвульсиях, и в следующий моменг силы оставили меня.
После небольшого отдыха я попыталась поднять голову, но все было погружено в темноту. Я задрожала от ужаса.
- Теперь можно снять повязку, мадам. Вы лучше себя чувствуете?
Я полностью пришла в себя. Великий мудрец доктор Мильо стоял передо мной, улыбаясь, словно и не замечая моей наготы.
- Обычно я беру 50 франков, мадам, но только не с вас, великой артистки, любимой всеми нами.
С этими словами доктор Мильо проводил меня к выходу
Мадрид
Я всегда считала, что нет в мире ни одного города, который мог бы сравниться с Парижем, особенно в части плотского наслаждения. Но вскоре я вынуждена была признать, что на реке Шпрее эти дела еще более грешные и низкие, чем на Сене.
Я очень хотела посетить одно печально известное место в центре Берлина - где-то в районе Потсдамер-платц И однажды один репортер, мой хороший друг, привел меня туда. Это был один из танцевальных залов. Он пояснил, что здесь собираются люди одного пола.
- Вы хотите сказать - одни мужчины? Обычные гомосексуалисты?
- Нет, оба пола, здесь встречаются и гомосексуалисты, и лесбиянки, но что интересно - здесь образуется третий, вид, который расположен к обоим. И это действительно так, не просто инсценировка для туристов, как это бывает в Париже: вам предлагают 12-летнюю девочку, хотя все в этом бизнесе знают, что ей, по крайней мере, 20 лет. Впрочем, вы сами в этом можете убедиться.
Когда мы вошли в тускло освещенную комнату, забитую столиками и диванами, нас встретил страшный шум. Немного привыкнув к тяжелому табачному дыму, я увидела такое, что вполне можно было квалифицировать как настоящую оргию.
Все столы были заняты. Я заметила немало высоких и стройных красивых женщин, но мой гид сказал, что это мужчины. И когда испанская танцовщица - гибкая девочка с шикарными ногами и голой спиной начала танцевать под щелканье своих кастаньет, я не могла поверить, что это прекрасное создание на самом деле - мужчина.
- Алекс, подойди сюда и покажи даме, что ты действительно мужчина! - бесстыдно крикнул мой друг.
Маленькая красотка подошла к нашему столу и, улыбаясь, встала перед нами в позе грациозной и неподражаемой Кармен.
- Вы удивлены, мадам? Ну что ж, попытаюсь развеять ваши сомнения. - С этими словами красотка подняла юбку, и между изящными бедрами я увидела то, что можно увидеть только у мужчины.
Никто не обратил на это внимания. Они все привыкли к различным посетителям. Я ничего не имела против, почувствовав себя непринужденно. За соседним столом сидели две ярко накрашенные блондинки с пышными бюстами и мускулистыми ногами. Они целовались, одна засунула руку под юбку другой, и обеим, судя по всему, это доставляло громадное наслаждение.
Своеобразная атмосфера! Здесь действительно все перемешалось. Теперь я наблюдала за другой парочкой, вернее, троицей, поскольку это были две женщины и
один мужчина. Не обращая внимания на переполненный зал, они сплелись в страстных объятиях. Впрочем, на них никто не смотрел, кроме меня...
К нашему столу подсели две девушки и с большим усердием занялись моими грудями, потом бедрами и, наконец, тем, что было между ними. Должна признать, они дали мне довольно живое представление о лесбиянской любви. Но я попросила познакомить меня с их другом, которого я уже присмотрела. Это был певец и танцор, у него было очень красивое тело. А когда он грациозно и артистично исполнил несколько танцев, во мне как артистке взыграло чувство профессиональной зависти.
Но больше всего меня волновали его спрятанные чары, которые я иногда могла увидеть. Когда этот молодой человек в женской одежде кружился в танце, его короткая шелковая юбка развевалась, заставляя меня замирать от тайного желания обладать этим сокровищем...
Наслаждение, которое мне дал в ту уникальную ночь этот превосходно оснащенный мужчина, навсегда останется в моей памяти.
Примечание к главам 7, 8 и 9
Мата Хари действительно приобрела громкую славу как танцовщица. Правда, знаменитая Айседора Дункан назвала ее любительницей, ослепляющей неприкрытой эротикой>. На что Мата Хари ответила: <Она просто завидует>.
Следующая глава дневника написана артисткой в критический период её жизни, в годы первой мировой войны, который так трагически для нее закончился. Примечательно то, что Мата Хари, которая так детально описывала важные для нее события, на этот раз ограничилась отрывочными записями. Возможно, это не ее вина. Не исключено, что французские власти того периода после ее ареста изъяли те страницы дневника, которые содержали компрометирующие факты о высоких военных чинах Франции.

0

10

Глава 10. МЕТАМОРФОЗЫ БАЯДЕРЫ..Париж, 1914 г.
Теперь я часто навещаю главного редактора влия-тельной газеты «Журналь дю миди» Поля Оливье в его кабинете.' Я вынуждена это делать, потому что он редко появляется в моем особняке в Нейи. И, в конце концов, я отдалась ему не для того, чтобы он меня бросил. Мне он интересен как мужчина, а его техника, сравнимая с удалью героев-любовников из романов Бурже и Прево, вознесла меня к вершинам наслаждения. Кроме того, я верю, что ему нравится говорить со мной, хотя он слиш-ком много болтает о своих сладострастных эмоциях - больше, чем о моих. Я пытаюсь узнавать о политических событиях, дипломатических заявлениях и о том, что гово-рят политические деятели. Кажется, он мне не полностью доверяет. Я притворяюсь, что меня очень интересует его служба новостей. Мой зарубежный друг объяснил мне, как важна и полезна ему такая информация. Поль обещал познакомить меня со своими коллегами, среди них - знаменитый, хорошо информированный Л. из «Фигаро». На этот раз я должна быть настоящей арти-сткой. Важно крепко привязать этих мужчин к себе. В эти дни мне будет нужно много информации.
Берн, 1915 г.
Германский посол мне сказал: «Чего нам не хватает, так это умных и смышленых женщин, настоящих друзей с исключительными талантами и безупречной репутацией, желающих помочь нам в Париже, чтобы покончить с эти-ми ужасами войны. Но у нас никого нет, а мы не хотим погибать под натиском врагов рейха. Вы очень талантли-вы и оказываете особое влияние на важных мужчин. Вы тоже хотите мира, не так ли? В ваших силах спасти мно-гие семьи от траура, горя и слез, помогите нам покончить с этими массовыми убийствами!»
Странно: он не упоминал о финансовом вознагражде-нии, а лишь апеллировал к сердцу женщины.
Берн, несколько дней спустя
Мои финансовые возможности "полностью исчерпаны, но на этот раз, боюсь, больше, чем когда-либо.
Снова я была приглашена на обед к послу. Он сказал: «Вы должны жить в самых дорогих отелях Мадрида, Амс-тердама и Рима. Все, что вы услышите, будет нам очень полезно. Посещайте посольства, для этого всегда можно найти предлог.
Вы же такая красивая! И, кроме того, моя дорогая (он перешел на шепот), вас ожидает щедрое вознагражде-ние». Итак, я не ошиблась. Еще он сказал: «Хороший - извините меня за это слово - шпион стоит, по крайней мере, 50 тысяч солдат».
Это предложение меня заинтересовало, поскольку представлялся случай встретить настоящих героев. А та-ким людям очень нужен отдых. Как будет приятно разде-лить постель с закаленным в боях воином! Посол снова заверил меня, что я единственная женщина, способная соблазнить французских военных и политических деяте-лей и выудить у них секреты.
Я, конечно, была польщена самой идеей, что мои поцелуи помогут завоевать целые территории, но сомневалась, будут ли они достаточно жаркими, чтобы развязать язык у закаленных воинов.
«Есть много молодых офицеров с высокими чинами - протеже министров, готовых на все, чтобы их заметила такая красивая женщина, как вы», - сказал он.
Помню, утром в день объявления войны я завтракала с полицейским комиссаром Берлина - мы познакомились накануне вечером. Немецкие газеты писали, что я появ-ляюсь на сцене совершенно голой, что это сенсация и т.п. И этот высокопоставленный полицейский чин хотел удо-стовериться в этом - в моей артистической уборной... Я запротестовала, но он с циничной улыбкой сказал, что это его обязанность. Потом мы стали хорошими друзья-ми, и у меня не было оснований жалеть о содеянном. Как легко было приручить этого мужчину после того, как он побывал со мной в постели. А мне нравилось быть любов-ницей такого важного деятеля. Я убеждена, что мундиры для меня имеют особое значение. Возможно, это судьба, в конце концов, мой первый мужчина, мой муж, был во-енным. И действительно, мужчины, не связанные с ар-мией, меня так не интересуют. В моих глазах офицер - особое создание, высшее существо, он живет жизнью ге-роя и всегда носит оружие, готовый к любому приключе-нию и любой опасности. Я считаю военных особым, вы-сшим видом мужчины. Офицеры, хорошо обученные и привыкшие к лишениям военного времени, намного луч-ше, чем кто-либо иной, готовы переносить то напряже-ние, которое требуется от мужчины во время ночи люб-ви...
Во всяком случае, я более или менее космополитична, чувствую себя как дома и в Берлине, и в Риме, и в Вене, и в Лондоне. А мундир есть мундир, хотя он и выглядит по-разному. В конце концов, я гражданка нейтральной стра-ны. И деньги тоже не имеют гражданства, их можно тра-тить в любой валюте...
Барселона, 1916 г.
Я. рада, что по природе очень осторожна. Если бы я опубликовала список своих любовников, уверена, разра-зился бы ужасный скандал. Иногда я забавляюсь, пере-бирая их в уме. Разве в моем будуаре в Париже нет двух портретов правящих монархов с дарственными надпися-ми? А имперский князь? У меня иная предрасположен-ность к послу графу П., а иногда мне кажется, я влюблена во французского посла в Англии. Я волнуюсь, когда ду-маю, что французский военный министр (он мне писал, что я была единственной настоящей любовью во всей его жизни) раскрыл свою страсть ко мне в том же месте, где это сделал германский полицейский комиссар. И даже премьер-министр Нидерландов был желанным гостем в моем маленьком будуаре, в том же месте, где был соблаз-нен русский великий князь. Мой друг К. (начальник гер-манской разведывательной службы) слишком важен, что-бы упоминать его здесь... В конце концов, не по простому совпадению у нас два сообщающихся номера в отеле.
Аахен, 1916 г.
Вечеринка меня совершенно вымотала. Я могу ее сравнить лишь с бессонной ночью в поезде с очарователь-ным партнером и скамейками, слишком узкими, чтобы устроиться на них вдвоем. У меня была первая встреча с Его Высочеством, наследником престола мощной импе-рии. Конечно, сейчас я смотрю на него совершенно по-другому, чем прежде. По снимкам в газетах и журналах я знала лишь сухопарого, долговязого мужчину, и меня за-бавляли его неизменные кавалерийские сапоги. Высокая мрачная комната в отеле - и это имперские покои! А Его Величество не менее великолепный, но очень мрачный. Я уверена, что он носил лишь половину орденов, чтобы не слишком впечатлять меня. Чего же ждет этот сильный че-ловек от танцовщицы моего масштаба? Как неуклюж мужчина, который имеет все, что хочет, простое желание которого - приказ, однако не способен исполнить акт любви! Вначале я попробовала флиртовать с ним. Я бы усладила магараджу, я бы заставила улыбнуться самого кровавого диктатора в мире, а этот каменнолицый истукан был абсолютно равнодушен к моим любезностям. Не помогло даже шампанское. Я вынуждена была пойти на унижение и притвориться проституткой, употреблять сильные слова и вульгарные жесты, которые оказались довольно эффективными.
Сладострастные ночи, проведенные с мальчиками, на-конец, заставили его раскрыться.
- Ну, моя милашка, - заскрипело Его Высочество, - я уверен, ты знаешь цену своим манерам. Просто учти, что я не люблю эти идиотские мелочи. Я предпочитаю лю-бым глупостям такого рода круглую, честную задницу. Смотри, все, что я хочу, - это поразвлечься. А все эти балерины не способны понять такой простой факт!
Физическое поведение имперского джентльмена было намного слабее, чем его сильные выражения, и, кроме то-го, его высокие сапоги были препятствием таким же труд-нопреодолимым, как и чересчур быстрая утомляемость в постели. Его Высочество через некоторое время сдался и загорелся другой идеей.
- Позволь мне тебя немного похлестать по твоему... э-э-э... паху. (В своей элегантной белой руке он держал ма-ленький кнут). Нет, не слишком сильно, я лишь хочу ка-саться твоей... э-э-э... п... Это меня волнует больше, чем когда я хлещу задницу.
Я сдалась, потому что для меня было очень важно по-нравиться этому знатному человеку. Я думала о своем друге, как он будет доволен. Я также подумала, что если мне удастся получить важную информацию, вознаграж-дение будет щедрым.
- А-а-а, да... вот так... красиво, держи их раздвинуты-ми... о, эти ляжки, они такие соблазнительные... раздвинь их пошире... у тебя очаровательная п... я ее должен хлест-нуть... ты в ней чувствуешь что-нибудь? Это не так уж плохо... только держи ноги повыше... выше... но я не могу добраться до твоей п... вот гак, не двигайся... не беспо-койся... о! Такая она красивая, твоя п... зта волосы... подожди, не спеши, я уже почти в настроении, теперь я хочу поработать над твоей задницей... и титьками...
Эта игра продолжалась немало времени. Кнут свистел, но за всю мою жизнь меня никогда не били так безболез-ненно. Это было впечатляющее зрелище - наблюдать за наследником великой, всесильной династии, последней ветвью гигантского генеалогического древа, жалким ос-татком всемирно известной аристократической семьи, члены которой веками вселяли страх в сердца многих по-колений. Странно было наблюдать вырождение инстинк-тов неистового и сильного правителя в такие импотент-ные детские забавы...
Внезапный поворот показал мне, что даже ослабевшие инстинкты способны дать задний ход. Я лежала с закры-тыми глазами и терпеливо ждала, когда кончатся эти не-лепые игры. Вдруг мой именитый партнер пробормотал:
- Он не хочет стоять... пожалуйста, будь добра, покри-чи на меня... называй меня грязными словами... пожалуй-ста, теперь твоя очередь похлестать меня... прикажи мне встать перед тобой на колени... лизать твои ноги... цело-вать твою п... Обращайся со мной, как с собакой...
Когда я вернулась в свой отель, мне показалось, что я видела невероятно дикий сон. Единственное, что подтвер-ждало случившееся,- это небольшая кожаная коробоч-ка, врученная мне адъютантом перед уходом. Когда я ее открыла, в ней лежала роскошная брошь со сверкающими бриллиантами, из которых были выложены инициалы мо-его незадачливого партнера. Значительно менее ценными были секреты, которые я выудила у своего высокопостав-ленного партнера. Нелепый командир мощной армии просто не знал ничего важного...
Париж, 1917 г.
Не очень-то разумно вести дневник в эти опасные времена. Я убедилась в том, что многие люди перестали мне доверять, боюсь, что за мной следят. Но я хочу запи-сать свое последнее заявление. Я хочу записать следую-щее для оправдания своих действий. Да, я всегда испыты-вала вожделение к мужчинам... Как женщину меня при-влекали - и война позволила мне полностью насладиться этой страстью - молодые и активные офицеры; страст-ные, похотливые мужчины, которые шли на смерть и пы-тались забыть эту ужасную реальность во время слишком коротких отпусков. Меня возбуждало искусство сбивать с толку своими поцелуями, и я приходила почти в экстаз, когда мне удавалось вытянуть из них тщательно охраняе-мые секреты благодаря своему телу. Но я также хотела восторжествовать над известными личностями, соблаз-нять седеющих дипломатов и воинов, действия которых определяли судьбу целых народов. Вернее, на этих муж-чинах я хотела испытать свою силу, своё искусство обольщения. А однажды я схватила самую крупную до-бычу... высокопоставленного деятеля шпионской службы. Боюсь, когда-нибудь кто-то узнает об этой связи, и тогда мне не избежать смерти. Кто знает...
Примечание к главе 10
На этом дневник Мата Хари заканчивается. Следующие две главы, подготовленные американскими автором, переводчиком «Дневника...» на английский язык Марком Александером, включают выдержки из офици-альных документов и рассказов очевидцев о суде над Мата Хари и ее казни.

0

11

Глава 11. СУД...Париж, 1914 г.
Прежде чем французский военный трибунал вынес смертный приговор женщине, что было беспрецедентным случаем даже для военного времени, всемирно известной танцовщице Мата Хари было предъявлено обвинение в шпионаже.
Внести ясность в сложное дело было не так просто, а признать виновной прекрасную танцовщицу - крайне трудно. Мата Хари смогла 'привлечь на свою сторону очень влиятельных друзей, свидетелей, а ее защитник мэтр Клюнэ, почтенный пожилой человек, глубоко ее любил и был готов отдать за нее жизнь. Официальный до-клад военного трибунала, выпущенный после суда, много нам не говорит. Но секретные документы ясно дают по-нять, почему секретный агент германской разведки под шифром Н.21 не могла надеяться на помилование. Не приходится удивляться, почему даже обычно галантные французы так жестоко с ней поступили. Один из ее самых ярых врагов Массар, который в то время был комендан-том Парижа, заявил: «Если эту женщину нельзя расстре-лять как шпионку, ее нужно сжечь как ведьму».
Председателем суда был офицер безупречной репута-ции полковник Сомпру. Он объявил суд закрытым, и ни-кому из публики не было разрешено на нем присутствовать. Это было сделано не столько, как было официально объявлено, из опасений разглашения секретов, сколько из-за характера личности обвиняемой. Многочисленные охранники не позволили бы проскочить даже мыши. Ни-что не должно было оскорбить достоинство суда. Но все же было нечто, что, несмотря на предупредительные ме-ры, угрожало вывести из равновесия этих почтенных гос-под, - красивые, невероятно красивые небесно-голубые глаза Мата Хари. Это было единственное средство ее за-щиты в этом враждебно настроенном по отношению к ней зале.
Сообщая о публикации материалов суда, комендант Парижа Массар заявил: «Этот документ раскрывает го-лую правду, не более и не менее голую, чем сама танцов-щица на своих представлениях».
Для него, а также для обвинения чрезвычайно сложный характер артистки, ее прошлая жизнь, ее нужды и жела-ния не содержали решающих факторов, достойных рас-следования.
«Эта женщина принимала деньги от немцев, и суд при-шел к мнению, что факты говорят сами за себя», - таков был аргумент суда. Он выказал лишь презрение к обвиня-емой. «У нее были найдены многочисленные письма от офицеров, летчиков и известных важных личностей. Од-но письмо было написано ей бывшим военным министром и содержало текущие новости и интимные, чрезвычайно интимные описания других вещей». Когда собирались за-читать это письмо, обвиняемая встала и попросила суд не приобщать его к материалам дела или, по крайней мере, опустить фамилию автора. «Человек, подписавший это письмо, счастливо женат, и я бы не хотела быть причиной раздора в этой очень благополучной семье». Ее просьба произвела явное впечатление на полковника Сомпру.
Ее обвиняют в том, что в утро объявления войны она завтракала с германским полицейским комиссаром, а спу-стя некоторое время приняла от начальника германской разведывательной службы сумму в 30 тысяч марок и со-гласилась выполнить его важное поручение.
Ее ответ поистине сенсационный. «Да, вы правы. Но этот высокопоставленный деятель дал мне деньги не для целей шпионажа. Он дал их мне в уплату за то, что я ему отдалась, потому что начальник германской разведки был моим любовником». Суд счел, что эта сумма слишком велика для уплаты за интимную связь. Подсудимая негодует, что ее считают недостойной таких больших денег. «Никто мне меньше не давал»,- гордо заявляет она.
Затем ей предъявляют обвинение в том, что она ехала из Берлина в Париж через Бельгию, Нидерланды и Анг-лию и под каким-то предлогом провела семь месяцев в полевом госпитале, расположенном в военной зоне в го-роде Виттель. Обвиняемая объясняет, что для искупления своего грешного образа жизни она решила позаботиться о русском кавалерийском офицере, ослепшем в бою. Есть много свидетелей, которые подтверждают этот факт и вы-ражают свое восхищение ее преданностью и бескорысти-ем. (Капитан Маслов был одним из трех человек, кото-рым Мата Хари написала письмо за пятнадцать минут до казни).
Далее ее обвиняют в том, что, согласно ее собственным признаниям, она всегда пыталась установить контакты со служащими вооруженных сил. Она с улыбкой это призна-ет, поясняя, что всегда предпочитала мужчин в военной форме, людей героического характера, и упомянула, что ее муж тоже был военным. Тем не менее трибуналу кажется очень подозрительной ее слабость к летчикам. Ука-зывается, что она сообщала врагу о тех районах, где бази-ровались французские самолеты для наблюдения за германским продвижением. «Поступая так, вы, мадам, послали на смерть много наших солдат», - таково суровое заключение полковника Сомпру. Обвиняемая признаётся, что во время своего пребывания в военном госпитале она переписывалась с начальником германской разведслужбы, который в то время находился в Голландии. Она, однако, твердо заявляет, что не упоминала никаких воен-ных событий. Лицо Мата Хари приобретает презритель-ное выражение, оно полно ненависти к людям, которые так спешат подписать ей смертный приговор. В одном сообщении обвиняемая описывается так:
«Очень высокая, стройная, ее немного продолговатое и узкое лицо иногда принимает довольно жесткое и непри-ятное выражение, несмотря на красивые голубые глаза и правильные черты лица. Ее стройную фигуру хорошо подчеркивает темно-синее платье с кружевами и глубо-ким вырезом». Её ум всех поразил, Мата Хари оказалась энергичной и хитрой. Она называет все свои связи с муж-чинами, кроме Маслова, деловыми, а себя цинично и бес-стыдно характеризует как современную Мессалину. Она постоянно повторяет, что вознаграждение, которое она получала, всегда было очень щедрым. Ее пытаются пой-мать на вопросе, почему она охотилась за офицерами и политическими деятелями, а не банкирами и миллионера-ми. Она тут же отвечает: «Самые богатые редко бросают-ся деньгами». Наконец оглашается факт, что она предла-гала свои услуги главе французской разведывательной службы, и это удвоило подозрения в ее отношении. На это раз танцовщица бледнеет и долго молчит. Но затем она овладевает собой и отвечает, что в тот момент она ужасно нуждалась в деньгах Но сомнений больше не ос-тается: Мата Хари признала, что была шпионкой. Будь то за счет Германии или Франции - этот факт ей, граждан-ке нейтральной Голландии, не кажется существенным Теперь ей задают еще один вопрос: «Какую пользу, по вашему мнению, вы могли бы принести Франции?» Её ответ заставляет обвинителя мрачно улыбнуться «Эти ве-щи, которые вы только что перечислили, не могли стать известными вам без близких связей с немцами» Сокру-шительный ответ Полностью растерявшаяся Мата Хари объясняет, что кое-что из известных ей секретных сведений она слышала на одном дипломатическом приеме, хо-тя не может вспомнить, где и когда. «Я бедная женщина, за которой охотится шайка некультурных офицеров, они решили уничтожить меня, принудив меня сознаться в преступлениях, которых я никогда не совершала», - рез-ко говорит она.
Затем наносится третий удар. По ее собственному пред-ложению поехать в Бельгию в качестве голландской гражданки ей дают письма для находившегося там фран-цузского агента. Она должна была высадиться в Англии, оттуда поехать в Голландию, а затем как можно быстрее в Бельгию. Однако она поехала в Испанию и передала французские инструкции врагу. Три недели спустя после ее отъезда французский агент в Брюсселе, которого она таким образом предала, был расстрелян немцами. Есть лишь единственный факт, оставшийся без ответа, кото-рый может объяснить ее возможную невиновность. Не-смотря ка все предупреждения, полученные ею в Мадри-де, она тем не менее вернулась в Париж.
Голландский консул в Мадриде де Витт подтверждает, что она высказывала свои опасения по поводу возвращения во Францию после ее предательства. Он ей сказал, что в эти опасные времена только люди со спокойной со-вестью могут пересекать границу. Мата Хари презритель-но на него посмотрела и уехала. Он добавил, что совер-шенно не был удивлен, что вскоре после этого ее аресто-вали в отеле «Риц». Французский посол сообщил ему, что эта женщина-шпионка стоила Франции по меньшей мере целой дивизии.
В этом и весь вопрос: вернулась ли она во Францию, потому что считала себя чистой, или же совершила роко-вую ошибку, приведшую к аресту и суду? Странно, что ни она, ни ее защитник не использовали этот факт как до-казательство ее невиновности. Знаменитый юрист возла-гал все надежды на показания свидетелей - целой серии важных лиц. Число высокопоставленных и титулованных любовников было просто невероятным, и полковник Морнэ сказал, что все эти люди стали игрушками в ее не-насытных объятиях. Ее защитник не мог выступить про-тив этих обвинений, потому что в период судебного про-цесса, по всей вероятности, сам был любовником Мата Хари. Пикантная деталь: начальник германской развед-службы слал своей любовнице деньги из государственных средств, предназначенных для совсем иных целей. «По-жалуйста, верьте мне, - запинаясь, говорила обвиняе-мая, - я говорю вам чистую правду. Я никогда не получала денег за шпионаж, мне платили только за ночи, которые я провела с этими людьми». Но ее страстные просьбы бесполезны, все к ним глухи. Потом она вдруг пытается соблазнить охранявших ее жандармов, говоря им любовные слова и бросая многообещающие взгляды. Таковой она была.
Наконец, обвинение представляет свой самый сильный аргумент: все письма, которые она писала начальнику германской разведслужбы и которые были перехвачены, были подписаны Н.21. От приподнятого настроения обви-няемой не остается и следа. Даже страстная речь ее поч-тенного защитника неспособна изменить непреклонное мнение судей.
После совещания, длившегося лишь десять минут, во-енный трибунал выносит свой приговор. Он единодушен, на вопрос, виновна ли танцовщица, все присутствующие офицеры твердо отвечают: «Да». По щекам обвиняемой катятся слезы, но скоро она снова обретает спокойное, почти безразличное состояние и даже улыбается. Как с уважением сказал о твердости характера этой женщины один офицер, она знает не только, как красиво любить, но и как красиво умирать.

0

12

Глава 12. «ВЫ УВИДИТЕ КРАСИВУЮ СМЕРТЬ»...Париж, 1914 г.
Тюремный врач Бизар, работавший в женской тюрьме Сен-Лазар, где до исполнения приговора содержалась Мата Хари и откуда она была уведена на казнь, сообщил следующее:
«Мы должны были пройти через длинный коридор, тус-кло освещенный газовой лампой. Монашка сестра Леони-да открыла дверь. Офицер, увидев трех спящих на койках женщин, спросил: «Которая из них?» Монахиня показала на лежащую в середине. Мата Хари, по моему совету приняв снотворное, крепко спала. Две другие заключен-ные поняли, в чем дело, и поднялись с коек, громко ры-дая.
Офицер тормошил приговоренную, пока она не про-снулась. Монахиня, не спавшая всю ночь, молилась. Мата Хари открыла глаза и приподнялась, опираясь на локти. Она слушает офицера, говорящего с явным волнением:
«Целле, мужайтесь. Президент республики отказал вам в помиловании. Пришел ваш последний час».
Наступило гробовое молчание. В полутьме я могу раз-личить пару сверкающих глаз. Мата Хари раз десять по-вторяет: «Это невозможно, это невозможно...» Сестра Ле-онида пытается ее успокоить и ободрить. Но Мата Хари отвечает: «Пожалуйста, дорогая сестра, не беспокойтесь. Думаю, я умру достойно. Вы увидите красивую смерть».
Я предлагаю ей нюхательной соли, но она отказывает-ся, предпочитая стакан грога. Потом она начинает оде-ваться, и из приличия большинство присутствующих вы-ходят из камеры. Я остаюсь. Её рубашка сделана не из грубой ткани, она из ее приданого. Когда во время одева-ния оголяется ее тело и монахиня пытается его прикрыть, Мата Хари говорит: «Пожалуйста, сестра, не надо, здесь не место для скромности». Ее лицо постепенно приобретает жесткие черты. Она беспощадно ругает французов:
«После всего, что я сделала для них, - я не францужен-ка». Потом она обращается к монахине: «Сестра, подайте мне вон то теплое платье, сегодня утро, наверное, холод-ное. И вон те маленькие туфли, я всегда их любила». Раз-говаривая, знаменитая танцовщица очень спокойно пуд-рит лицо.
Она просит оставить ее наедине с адвокатом... Потом она снова нас принимает, гордо возвышаясь в середине камеры. Приговоренная одета в голубой кокетливый кос-тюм, который хорошо подчеркивает ее фигуру. На голове - большая шляпа с ярким страусовым пером. Когда она надевает перчатки, ее лицо очень спокойно. «Я готова»,- говорит она и прощается с нами. Она просит сестру Лео-ниду не плакать по ней.
Как предписано законом, офицер спрашивает ее, хочет ли она что-то сказать. Она холодно отказывается. Закон также требует, чтобы приговоренную спросили, не бере-менна ли она. «Абсолютно нет, к сожалению,- говорит она, добавляя с улыбкой,- даже ни чуточки».
После этого она выходит из камеры в длинный кори-дор.
В конторе, где выполняются последние формальности, она просит разрешения написать несколько писем. Разре-шение дается, она снимает перчатку с правой руки и на-чинает писать. Она спокойно пишет три письма, надписы-вает адреса на конвертах и передает их начальнику тюрь-мы. «Пожалуйста, проследите, чтобы не перепутали адре-са, я не хочу приносить вам лишние хлопоты».
Прежде чем отправиться к месту казни, ока снова со всеми прощается и говорит: «Я еду на большой склад, от-куда никто еще живым не возвращался... Ох, уж эти французы, они же были такими галантными».
Автомобиль прибыл в Венсен. Казнь назначена на шесть пятнадцать утра, заря только занимается. Когда ма-шина останавливается перед ужасным столбом, к которому будет привязана приговоренная, звучат фанфары. Ма-та Хари медленно идет к столбу, рядом с ней - молящая-ся монахиня. Подойдя к столбу, смертница ее отстраняет.
«Обнимите меня в последний раз, дорогая сестра, и по-том оставьте меня одну... Пожалуйста, отойдите, я на вас буду смотреть. Прощайте!»
Когда офицер оглашает приговор, высокая и элегантная женщина уже стоит у столба. Когда ей хотят завязать гла-за, она отказывается. И она с негодованием отстраняется, когда ее хотят привязать к смертному столбу.
Экзекуционная команда состоит из двенадцати стрел-ков: четырех солдат, четырех капралов и четырех сержан-тов. Они стоят примерно в десяти метрах от нее. Мата Ха-ри улыбается опустившейся на колени сестре Леониде и кивает ей на прощанье. Офицер поднимает саблю, звучит отрывистая команда, тишина разрывается выстрелами. Знаменитая танцовщица падает, из ее безжизненного тела фонтаном брызжет кровь.
Солдаты проходят мимо трупа. Один из них упал в об-морок, я оказываю ему помощь.
Подъезжает грузовик, и два санитара поднимают без-жизненное тело на обычные носилки. После символиче-ских похорон тело будет передано для анатомических ис-следований».
Командир экзекуционного взвода, старший лейтенант 26-го стрелкового батальона французской армии так за-писал свои впечатления об этой замечательной женщине:
«Ее поведение, когда она шла к месту казни в сопро-вождении двух монахинь, я бы сказал, выглядело немного театральным. Она обняла своего адвоката, а когда прохо-дила мимо солдат, посылала им прощальные поцелуи.
В момент, когда я поднял саблю и скомандовал «Огонь!», она посмотрела на меня с непроницаемым вы-ражением и сказала: «Мерси, месье».
Так умерла 15 октября 1917 года шпионка Н.21, известная под именем Мата Хари.

0

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»



Вы здесь » Fallen-love-angel » Авторские эро-рассказы » Дневник Мата Хари


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно